– Да, - ровным голосом сказал Адам.
– У него в доме двое негров.

– Во-во, - кивнул Джед Хоксворт, - я же говорю, так вот...

– Да, - сказал Адам.
– Один из них повар, а второй поваренок. А кроме того, он держит ещё трех ирландских служанок и англичанина-дворецкого, и еще, кажется, кучера.

Джед Хоксворт повернулся к нему, но теперь в глазах его не было уничижительного неузнавания. Теперь они горели гневом.

– Лжешь, - процедил он сквозь зубы.
– Лжешь, черт бы тебя побрал.

– Я был в доме, - спокойно проговорил Адам.
– Это огромный дом на Пятой авеню, неподалеку от Тридцать девятой улицы.

Джед Хоксворт, видимо, хотел возразить. Его нижняя челюсть слабо дернулась. Или дрогнули губы под усами? Но если он и собирался заговорить, Адам опередил его.

– Видите ли, дом такой шикарный, что его пытались ограбить бандиты. Но нападение было отбито.

Хоксворт отвернулся. Его узкие плечи ещё больше сгорбились, адамово яблоко болезненно выпирало, ещё острее торчал между поникшими усами упрямый подбородок.

Немного погодя он сказал, глядя на дорогу:

– У меня могла быть своя плантация.

Еще немного погодя сказал:

– Я мог бы поднять её. Мог разбогатеть. Мой папаша не умел управлять плантацией. У него не было хватки.

Он ещё помолчал, на этот раз дольше, потом сказал:

– Но я сбежал.

Они проехали полмили, прежде чем он снова заговорил, полмили размеренной, неторопливой иноходи по горячей белой пыли. Не глядя на Адама, Хоксворт сказал:

– Знаешь... Когда война закончится, подамся в Каролину. Хочу вернуться в Пичем-Каунти, в Северную Каролину. Из мятежников скоро повыпустят их жирные кишки, и они останутся с носом. Будут отдавать свои угодья чуть ли не задарма, только забирай. Я хочу выкупить землю, много земли. Скуплю половину Пичем-Каунти в Северной Каролине и найму уйму мятежников, чтобы её обрабатывали. От восхода до восхода. И чтобы ниггеры - надсмотрщики. Ага, заведу себе ниггеров, чтобы присматривали за этими сукиными детьми мятежниками, и чтоб от восхода до восхода.

Он погрузился в мечты. Потом встряхнулся.

– Ага, - сказал он, - и ведь пойдут наниматься, эти их полковники, генералы их, и тому подобное.

Чуть погодя добавил:

– Ага, человек на все идет, когда наступают голодные времена.

Как будто Адама Розенцвейга вообще не существовало. Фургон катился вперед сквозь белую пыль. Прошло ещё некоторое время, прежде чем Джед Хоксворт заметил его присутствие. Он натянул поводья. Лошади остановились.

– Слазь, - сказал он, - иди прокатись с ниггером. Человек имеет право подумать. Хоть изредка.

Это случилось в тот вечер, когда они разбили лагерь у ручья.

Большой фургон ждал впереди. Когда вторая повозка приблизилась, Джед спрыгнул и жестом велел Адаму пересесть, занять его место и взять поводья.

– Жди, - бросил он и ступил в белую пыль. Он обогнул фургон, свернул направо, к западной стороне обочины, и вошел по колено в придорожные травы, белые, как привидения. Зашагал по траве, поднимая до пояса белую пыль, потом спрыгнул в пересохшую канаву, появился вновь и взял курс к каменному дому, оставшемуся ярдах в двухстах позади. Дом стоял в стороне от дороги на склоне холма, увенчанного гребнем далекого леса, - дом средних размеров, двухэтажный, из твердого серого камня, с черепичной крышей. К дому примыкали две выкрашенные в красный цвет пристройки - каменный хлев и большая конюшня, а может, это был второй хлев. На стенах обеих пристроек висели какие-то покосившиеся вывески с непонятными надписями. Интересно, подумал Адам, что они обозначают.

Он пригляделся к придорожной траве. И понял, почему они остановились. Здесь протекал ручей или рукав небольшой реки. Он выбегал из дубовой рощи и сворачивал к югу, держась вдоль дороги. На той стороне ручья дубы расступались, образуя поляну, поросшую травой - гладкой, темно-зеленой, даже на вид прохладной и мягкой. На дальнем краю поляны ручей падал с покрытого мхом серого камня в небольшой водоем, издавая нежный звук, который во внезапной после лязга повозок тишине склонившегося к закату дня отчетливо доносился досюда. В поисках выхода из водоема вода пробила русло через поляну и бежала, то и дело скрываясь в зарослях сердечника. Дальше по дороге, шагах в десяти, горбился каменный мост, осыпающийся, но ещё крепкий, а за мостом петляла заросшая травой колея, приглашая путника под сень леса.

Джед Хоксворт вернулся, взобрался на козлы рядом с Адамом, взял поводья и, направив фургон к левой обочине, чтобы дать лошадям развернуться, пересек каменный мост. Деревьям - большим дубам - жилось тут привольно, они росли, далеко отступая друг от друга. Фургон покатился к поляне по старой просеке под гигантскими, нависшими ветвями. На опушке Джед Хоксворт бросил поводья и буркнул:

– Слазь, приехали.

Спрыгнул на землю, отошел к ручью и уселся на камень. И принялся читать газету.

Когда Адам и Моис подготовили место для привала, Джед подошел к ним.

– И палатки вытаскивайте, - велел он.
– Мы здесь побудем. Хозяйка дома позволила, - он отвернулся и помолчал. Потом нехотя добавил: - Янки18 наступают. Они в Виргинии. Похоже, старина Мид готовится к сражению. Не стоит соваться туда перед боем.

Он сухо рассмеялся, но быстро оборвал смех.

– Да, не слишком удачный выйдет бизнес - бросить фургон и все товары задарма отдать мятежникам, когда янки побегут.