– А нельзя ли поточнее, мистер Мардохей23 Салгрейв?

– Доктор, с вашего позволения, - поправил толстяк.

– Ладно, док, так где же то место, куда были вы призваны?

– Под кроватью, - ответил толстяк без тени смущения. Он снова предупреждающе выставил руку, дабы пресечь всякие неуместные замечания.
– И если мне будет позволено завершить повествование, - продолжил он, - то добавлю, что сверху на этой кровати возлежало пять покрывал, четыре стеганых лоскутных одеяла и две перины, и что я занял место поближе к стене, а моей супруге и сокровищу души моей Господу в Его безмерной мудрости угодно было отдать место с краю. Selah!24

Невзрачный снова хихикнул.

– Негоже смертным подвергать сомнению мудрость Всевышнего, - укорил доктор Салгрейв.

– Я не беру на себя смелость лезть в дела Всевышнего, - сказал невзрачный.
– Зато беру смелость утверждать, что ничего вы, мой друг, не видели.

– Я получил эти сведения из надежного источника, - сказал доктор Салгрейв.
– Правильно я говорю, мистер Хэнкинс?

Он обернулся в сторону бледного молодого человека, но прежде, чем молодой собрался ответить, доктор Салгрейв пояснил чужакам:

– Мистер Хэнкинс - Сал Хэнкинс - он был здесь и выдержал бомбардировку и штурм. Верно, Сал?

Молодой слабо кивнул. Адам заметил, что его левый рукав пристегнут к сюртуку, что раньше ускользнуло от его внимания из-за скрюченной позы молодого человека.

– Сал принял на себя удар железного кулака этой битвы, - сказал доктор Салгрейв.

– В воздухе летали кухонные плиты и раскаленные лемехи, - сказал молодой человек.
– Мы лежали на земле, и все это на нас сверху падало.

Невзрачный человек посмотрел на Моиса.

– А ты где был, когда брали Геттисберг?
– спросил он.

Моис посмотрел на него, затем взгляд его заскользил по пустой долине, к далекой гряде гор на западе. Сначала казалось, что он совершенно забыл о вопросе. Потом он сказал:

– В Нью Йоуке.

Невзрачный сказал:

– А должен-то вроде бы здесь быть. Они, между прочим, за вас, негров, сражались. Похоже, твоя помощь пришлась бы тут очень кстати. На вид ты мужик крепкий.

– У меня спина увечная, - сказал Моис, подумав минуту.

– А-а, ну да, - сказал невзрачный.
– Многие не отказались бы иметь увечные спины. И у многих они стали увечные. Я имею в виду спины. Увечные на веки вечные. Р-раз - одно мгновение - и они повалились на эти спины, глядя в небо. Но ничего не видя. Они и сейчас лежат - прямо под нами, густо, как картошка у доброго хозяина.

Толстяк отвел правую руку, как для объятия.

– Вот!
– сказал он.
– Вся эта территория - не что иное, как гигантский картофельный холм героизма и святости. За исключением, - сказал он, поправив себя, - тех мятежников, которые здесь захоронены. Но давайте не будем даже упоминать о них. Мне выпала честь участвовать в процедуре изъятия тел праведных сынов наших из недостойного их окружения и тесноты и перемещения их...

Джед Хоксворт шагнул вперед.

– Вы хотите сказать, - проговорил он, указывая на лежащую в осенней траве лопату, - хотите сказать, что выкапываете их?

– Эксгумируем, сэр, эксгумируем, - протестующе погрозил пальцем толстяк.
– Вот слово более подобающего стиля и значения. Но, отвечая на ваш вопрос, поясню: губернатор штата планирует разбить великолепное кладбище на сем священном месте, так сказать, воздвигнуть алтарь патриотизма. Павших переберут ... я хотел сказать, переложат...

Он откашлялся, приложился к кувшину и снова откашлялся.

– Переложат, - продолжил он, - в соответствующем порядке. По статусу, полагаю. Что же до меня, то я тут не для того, чтобы выполнять черную работу. Мой друг, - он ткнул пальцем в невзрачного, - вот кто копает. Но нынче день в основном разведочный. Отбор, так сказать, образцов. Оценка состояния. Моя роль будет заключаться в надзоре. Меня нанял приятель, который будет заключать договор с нашим великим штатом Пенсильвания. Мой прошлый опыт с мертвецами окажет, без сомнения, неоценимую...

– Точно, опыт у него огромный, - сказал невзрачный.
– Он бывший врач.

– Я не о тех годах, когда практиковал терапевтом. Или проповедовал слово Божие. А о тех, когда работал бальзамировщиком.

– Он бросил врачебную практику, - сказал невзрачный, - потому что у него участились случаи со смертельным исходом. Такую пагубную привычку завели себе его пациенты. А работу бальзамировщика бросил, потому что народ вдруг раздумал умирать. Вот если бы он как-то ухитрился совмещать профессию врача и бальзамировщика, он бы скоренько разбогател, и не пришлось бы ему идти в священники. Теперь он бросил читать проповеди, потому что...