Он думал: Только в сердце моем мир до сих пор един.

Адам распрямился - он вынужден был наклониться, чтобы войти в хижину. Он увидел, что Моис сидит возле печки на корточках и крошит в миску галеты. На углях кипел котел.

– Ну что, отдал Старому Бакре его денежки?
– тихо спросил Моис.

Адам кивнул.

– Ну-ну, - пробурчал Моис.
– Ты только глянь, что он нам выдал.

Адам заглянул в котелок.

– Что это?
– спросил он.

– Цыпленок, - сказал Моис и театрально облизнулся.
– Крепенький, здоровенький, жирненький цыпленок, ага.
– Он снова облизал губы. Потом добавил: - Ага. Цыпленок с шестью титьками, и хвост у него как штопор. И аж визжит от удовольствия, когда хряпает помои, - Моис хихикнул.
– Ну что, надурил я тебя, а? Это этот, как его. Шпик, вот как, с титьками. Соленая свинина. Соленая свинина с личинками. Эта свинина была так нашпигована личинками, что того гляди сорвется с места и побежит, и не остановится, даже если ты крикнешь: "Кис-кис, ко мне, поросятина!" Пришлось наступить на нее, чтобы не удрала, пока я резал её в рагу.

Он опрокинул миску с покрошенными галетами в котел с кипящим рагу.

– Э-эх, старое доброе матросское рагу, - бормотал он, помешивая в котле. Потом перестал мешать и оглянулся через плечо: - Знаешь, что сегодня изволили кюшать Старый Бакра?
– спросил он.
– Знаешь, что мне пришлось готовить для Старого Бакры?

Адам покачал головой.

– Цыпленка, - сказал Моис.
– Честное слово, это был первый цыпленок на Рапидане28 с 1862 года. Настоящий живой цыпленок. Я его поцеловал. Я похлопал его по маленькой кудрявой головке. А потом свернул ему шею. Я ощипал его. Я его разделал. Может, думаю, он нам хоть потрошков выделит на суп. Не-а. Думаю, может, он хоть скажет чего. Не-а, ничего не сказал, просто сел за стол и сожрал этого чертового цыпленка целиком. И подливку вымакал сухариками. Заставил насушить ему сухариков.

Он помолчал.

– Но я их немного пришмалил, - сказал он.
– Не совсем до угольков, но прилично.

Адам смотрел на масляную лампу.

– Вам, еврейчикам, вроде как не положено свинину-то есть, так ведь? спросил Моис.

Адам кивнул.

– Чего же ты не скажешь ему, чтобы не давал нам больше соленой свинины?

Огонек масляной лампы еле горел.

– Вот если бы я был евреем, то я бы наверняка...

– Да мне все равно, что есть, - сказал Адам, не слушая и не сводя глаз с лампы.

– Ну, а мне не все равно что есть, и если бы я...

– Лампа скоро прогорит, - сказал Адам, почти не прислушиваясь к голосу сидящего на корточках человека.

– Ты знаешь, где банка с маслом, - сказал Моис.
– И ты не инвалид.

Адам посмотрел на него. Негр сидел отвернувшись и помешивал рагу в котле.

– Я вовсе не имел в виду, Толбат, что ты должен сходить за маслом, тихо сказал Адам.
– Я не собирался отрывать тебя от дела. Просто к слову пришлось. Просто в тот момент я смотрел на лампу.

Адам покопался за печкой и нашел жестянку с маслом, оставшимся после готовки. Он снял с проволоки лампу - простую банку из-под сардин. Масло в ней почти кончилось. Он наполнил банку, потом нашел кусок тряпки для нового фитиля. Взял бумажный жгут из связки с полки над печкой и зажег лампу.

Моис поднял на него глаза.

– Я не хотел сказать, что ты инвалид.

– Я понимаю, - сказал Адам.

– Просто говорят так, - сказал Моис. И принялся снова помешивать в котелке. Чуть погодя, не поднимая головы, он сказал: - Эта лампа, не очень-то она удобная. Старый Бакра должен был выделить нам свечи. Мне, например, свечи понадобятся для учебы.

– Для чего?
– спросил Адам, погруженный в свои размышления.

– Ты точно как он, - сказал Моис.

– Как кто?

– Как Старый Бакра. Считаешь, что негру незачем учиться. Но я, я все равно собираюсь учиться. Кое-кто дает уроки... некоторые солдаты из роты "С". Они говорят, что негры должны приходить и учиться. Они дают уроки по вечерам. Я спросил Старика, можно ли мне ходить.

– И что он ответил?

– Сказал - нет. Сказал, что мое время принадлежит ему. А зачем тебе, говорит, учиться? Чтобы вылавливать вшей из башки, не обязательно знать, через какую букву пишется вошь. Тогда я сказал, что все равно буду ходить.

– А он что?

– Знаешь, как он смотрит?
– спросил Моис.
– То сидел за столом и в зубьях ковырялся. А то бросил ковыряться и одарил меня этим своим взглядом. Мол, я тебя предупредил. А сказать ничего не сказал. Я поставил посуду на полку и вышел.

Адам оглядел хижину. Посмотрел на стулья, ловко сколоченные из досок. На два топчана, сделанных из крепких бревен и гибких молодых ветвей, на которые сверху были положены матрасы из сшитых одеял, набитых соломой. На гладко обмазанную глиной печь. Он вспомнил, как тогда, в декабре, они строили хижину. Джедин Хоксворт сказал им:

– Я буду жить один. Негр мне построит. Он и тебе может отдельную хижину сколотить, - он помолчал, потом добавил: - Если ты, конечно, не такой оголтелый любитель ниггеров, чтобы спать с ним вместе.

Он, Адам, тогда немного постоял в раздумье, а потом спокойно сказал, что, наверное, может пожить и с Моисом.

Теперь он смотрел на Моиса, помешивающего рагу.

– Знаешь что, - сказал Моис, не отворачиваясь от котелка, - раньше было то же самое. До того, как я сбежал. Оттуда, - он махнул деревянной ложкой в сторону юга.
– Тогда сажали в тюрьму, если ты учил негра.