Декан юридического факультета Пенсильванского университета протянул перед Дугласом Рейвенгардом контракт, который тот и ожидал увидеть перед собой ещё с момента, как утром Гудвин позвонил ему и назначил встречу. Дуглас не мог удержаться от улыбки, которая слишком уж выдавала его внутреннее удовлетворение. Подобное он испытывал, подписывая договоры на большие суммы, которые мужчина получал за результат успешно сделанной работы, в чем он не оплошал, пока не доверился не тем людям. Волнение превратилось в сладостную радость, что растеклась по всему телу. Как только его подпись очернила бумагу, Дуглас почувствовал твердость земли под ногами.

Звонок Гудвина два месяца назад стал для него спасательным кругом. Скандальное увольнение в одной из проводных фирм Вашингтона повлекло за собой последствие — Дуглас нигде не мог найти работы. Его не принимали даже те фирмы, что прежде пытались переманить к себе. Журналисты первое время пытались выведать обстоятельства дела, успевшего набрать оборотов, невзирая на то, что открытым оставался главный вопрос — «Что же случилось на самом деле?». Этого никто не узнал даже спустя полгода, которые Дуглас провел без дела, и это, наверное, было его единственным достижением.

Он ошивался в Вашингтоне. Развод с Никки должен был добить его окончательно. Он согласился оставить ей квартиру со всей мебелью и утварью, за которые заплатил из собственного кармана, как только они начали жить вместе. Она же хотела, чтобы он и машину ей оставил. Дуглас пытался договориться с ней, не доводя дело до суда, чего и сама женщина опасалась, но в то же время не хотела сдаваться.

Мужчина читал утреннюю газету за чашкой кофе, когда ему позвонили. Он даже не сразу узнал голос бывшего профессора, который читал историю права и всегда выделял его среди других. Гудвин начал с новости о том, что профессор, читающий правовую этику, умер от сердечного приступа, что совсем не удивило Дугласа, ведь старик выглядел, будто ему давно было за сто, ещё когда он сам учился в университете. Прозрачный намек не был воспринят, поэтому Гудвину пришлось изложить бывшему ученику предложение пройти собеседование на должность профессора Пенсильванского университета, из стен которого он вышел магистром юриспруденции.

Дуглас и не думал об этом перспективе, но всё же согласился. По дороге в Филадельфию, где не был почти десять лет, всё время называл себя в уме не иначе, как «профессор Рейвенгард» до тех пор, пока это не стало привычным. После этого он снова стал обычным Дугласом.

Беседа с президентом Гумбертом началась с напряженности. Не нужно было быть достаточно догадливым, чтобы понимать, что причиной этому был скандал, связанный с увольнением Дугласа. Он не умел злоупотреблять вежливостью, бравшей своё начало с лицемерия. Напротив, вел себя достаточно сдержанно до тех пор, пока нить разговора не привела их к общим интересам. Гумберт с большим интересом слушал его самые невинные оповеди, восхищаясь успехом выпускника.

Дуглас, как Гудвин того и ожидал, смог произвести на президента впечатление. Декан ни минуты не сомневался в бывшем любимчике, успех которого так быстро превратился в потерю. Пусть подробности его скоропостижного и нашумевшего увольнения были всем неизвестны, Гудвину было плевать, что Дуглас мог натворить, пусть хоть человека убил, но он ни секунды не сомневался в его профессиональности. Гумберт же относился к этому делу иначе, но даже он, скрепя зубами, не мог отрицать того, насколько хорошим юристом был Дуглас. Годы практики позволяли ему учить других, как следовало действовать, что мог позволить себе не каждый профессор, занимавшей здесь не знать какую степень. Не малую роль сыграло и то, что подходящую кандидатуру на эту должность они не могли найти уже около месяца, из-за чего нарушался учебный план.

— Зайдешь в отдел кадров, оставишь там необходимые для трудоустройства данные, — вторил Гудвин, когда Дуглас перечитывал условия контракта, обязывающее его занимать должность профессора на следующие пять лет. Это было слишком много, но выбор уволиться всё ещё оставался за ним, что было бы для него так кстати, когда все забудут о шумихе из-за недоразумения, участником которого он невольно стал. — Это рабочие планы и твоё расписание. Успеешь подготовиться за неделю? — мужчина выложил перед Дугласом толстую папку, появившуюся, будто из ниоткуда.

— Постараюсь, — он нахмурился в ответ, воображая объем работы, который ему необходимо будет выполнить за столь короткий срок. Что же, ему не привыкать. Дуглас знал, на что шел. Он вернулся к истокам. Начинал всё сначала. Казалось, это будет не так тяжело, как выиграть первое дело в суде или заключить первый миллионный контракт, но всё же это была работа, которую он никогда не намеревался делать, а потому мужчина готовился к трудностям, прежде всего, в привыкании к новому статусу. — Мне позволяется помощник?

— Можешь выбрать себе в ассистенты кого-то из выпускников. Желательно не обольщать их за это балами, — он подмигнул Дугласу, который когда-то был его ассистентом. Он заменял Гудвина всякий раз, когда тот уезжал на очередной дурацкий симпозиум или конференцию, реже — когда у него было неотложные семейные проблемы.

— Спасибо, — Дуглас поднялся с места и протянул декану руку. — Кстати, для этого уже слишком поздно, но поздравляю вас с новоприобретенной должностью.

— Ох, ты припозднился лет на пять, — Гудвин снова громко расхохотался, пожимая ладонь мужчины в ответ. Улыбку с его лица стер очередной звонок. На экране высветилось неизвестное имя некой или некого Брэдшоу, появившееся и перед тем, как он последний раз выходил из кабинета. — Дети, — Гудвин виновато пожал плечами, прежде чем прижал телефон к уху. — Увидимся через неделю, — прошептал он, прежде чем отвернулся к окну и стал говорить с другим собеседником.