— Я хочу видеть ребенка.

Мое сердце сжалось и подпрыгнуло к самому горлу.

— У меня есть для Любы подарок. И я не хочу, чтобы Дед Мороз принес его под елку. Я хочу отдать его сам.

— Зачем? — спросила я грозно, чувствуя, как у меня начинают дрожать голосовые связки. Никогда от него не было подарка под елкой.

— Не понял?

— Я тоже не поняла. С чего вдруг? Ты — посторонний дядя. Не понимаешь этого?

— А что, есть непосторонний?

Я стиснула телефон. Что ему ответить, чтобы не навредить ни себе, ни ребенку?

— Мне кажется, тебя это не касается, — выплюнула я в телефон низко и грубо, зацементировав связки.

— Ты так думаешь? — прорычал Кирилл в ответ.

— Это не я так думаю, а законодательство Российской Федерации о неприкосновенности личной жизни. Перечитай, полезно…

— У тебя ПМС, чего завелась?

— Нет, предновогодний синдром хорошего настроения. И я не хочу себе его портить. Подарок можешь послать по почте или оставить у дверей, если это действительно подарок, а не предлог…

— Чего предлог? — оборвал меня Кирилл еще грубее. — Дочь увидеть?

— Мне настроение испортить. Я дала тебе шанс увидеть дочь полгода назад. Ты этим шансом не воспользовался. Вторых шансов не раздаю — закончились. Новые не завезут.

— Типа, шутишь?

— Типа, да…

Я привалилась к стене, чтобы подкладка пуховика впитала проступивший на спине ледяной пот.

— Я не разрешаю тебе дарить Любе подарок до Нового года.

— Запрещаешь, типа? Не много ли на себя берешь, Лизонька?

— Я взяла на себя все! — закричала я громче, чем требовала того гулкая лестничная клетка. — Ты самоустранился из жизни ребенка.

— Я исправно плачу алименты.

— По решению суда!

Мне хотелось дать ему в рожу, но рядом была лишь стена, и я колотила ее кулаком свободной руки. Свободной от обручального кольца.

— И по решению этого же суда я решаю, видеться дочери с отцом или нет. Вот сейчас я решила — нет, потому что у нас дела. И только попробуй нарушить мой запрет, мало не покажется.

— А что ты такая боевая? Нравится на халяву жить? Испугалась пинком под зад получить? Только я должен за квартиру платить?

— Да ты никому ничего не должен! — шипела я, чтобы не злить эхо и соседей. — Я решу вопрос с квартирой после десятого числа. Ясно? К ребенку это не имеет никакого отношения.

— Ну вот я и приду в свою квартиру.

Сердце бешено колотилось, но голова все же работала.

— Приходи. Только Любы в квартире не будет.

— Прятать будешь?

— В кино пойду, я тебе уже сказала, — отчеканила я, перекладывая телефон в другую руку, чтобы вытереть вспотевшую ладонь о пуховик. — Все, после десятого я тебе позвоню.

И я отключила телефон, чтобы тут же набрать Грише. Половина девятого. Ведь припрется Каменцев, как пить дать…

— Доброе утро, — Гриша ответил после второго гудка. — Только не говори, что передумала…

— Тебе сколько до нас ехать? — не стала я вдаваться в сантименты, и его голос сразу сделался серьезным:

— Это ведь не праздный вопрос?

— Мне нужно свалить из дома в течении получаса.

— Не доеду. Бери такси до Московской. А от дедушки Ленина я вас заберу…

— От кого?

Гриша хохотнул, но нервно.

— Там памятник у фонтана. Не была там никогда?

— Нет, я тот район вообще не знаю.

— Таксист знает. Не при Любе, да?

— Я понимаю, что от важных разговоров бесполезно бегать, но сейчас же Новый год… Твой дедушка Ленин может исполнить мое желание не встречаться с этим козлом до января? — спросила я с горечью, чувствуя неприятную резь в глазах.