— Сейчас узнаю…

Я с трудом свесила с кровати ноги и с еще большим — встала на них. Пошла к двери и к лестнице. Никакого звука, кроме моих шагов — Гриша решил остаться в спальне и дать мне спокойно поговорить, хотя я сильно сомневалась, что эхо моего шепота не разнесется по двум этажам, а выскакивать на лестницу два раза за один день будет верхом идиотизма. К тому же, Вербов имеет полное право знать на каком основании предоставил нам с Любой убежище.

— Александр Юрьевич, вы звонили? — спросила я, прижимаясь животом к холодному граниту кухонной столешницы.

— Спасибо, что перезвонила…

Мое сердце пропустило пару ударов — такими словами деда Саша никогда не отвечал на мои звонки.

— Лизавета, почему ты мне ничего не сказала про квартиру?

Сердце решило вообще не биться. А голос — не возвращаться.

— Кирилл все мне рассказал.

— Александр Юрьевич, вы его не так поняли, — наконец выговорила я.

— Я его никогда не понимал, — вставил свёкр сухо.

— Я дома всё вам объясню…

— Ты не сможешь мне это объяснить, — снова перебил дед.

Голос у меня дрожал, как и сердце. Но боялась я за сердце старика.

— Хорошо, если не объяснить, то решить. У меня есть решение. Хорошее решение. Вы только не нервничайте, Александр Юрьевич. Мы вечером сядем и спокойно поговорим.

— С Кириллом?

— Нет! — я хотела не кричать, но крик вырвался из груди против воли. — С ним мы ничего обсуждать не будем. Лично. Поверьте, я пыталась. И сами знаете, что мне удается с ним общаться только через суд.

— Тут суд тебе не поможет…

— Я не собираюсь его судить! Он во всем прав. Я просто заплачу.

— Чем ты заплатишь? — почти кричал свекор, и мне тоже пришлось кричать в ответ:

— Деньгами! Чем я еще могу заплатить? А ваше здоровье мне никакими деньгами не купить. Пожалуйста, выпейте лекарство и полежите. Это не проблема. Это действительно не проблема. Вы мне обещаете принять лекарство? Обещаете?

После положительного ответа, в который верилось с трудом, я положила телефон на гранит и хотела прижаться к нему лбом — у меня тоже начинался жар. Главное — не пороть горячку.

Но охладить лоб мне не дали мужские руки. Я машинально ухватилась за плечи, лишь Гриша развернул меня к себе, но в грудь его не ткнулась — из страха в этот раз действительно разреветься. Мы смотрели друг другу в глаза — и снова передо мной вздыбилось штормовое море.

— А мне можно все объяснить прямо сейчас?

— Не сейчас… — это вырвалось скорее машинально, чем осознанно. Я же собиралась все ему рассказать.

— Тогда я тебя не отпущу, — и сильнее сжал мне плечи, а я нахально откинулась назад, но не для того, чтобы вырваться или проверить силу его рук, потому что на все сто была уверена, что Гриша меня удержит, а потому что именно в такой позе надо было давать тот ответ, который хотелось дать:

— И не отпускай. Я разве против?

Он чуть свесил голову на бок, не возвращая мне равновесия.

— Наглая черная кошка, которая гуляет сама по себе, возомнила, что может бесплатно лакать молоко в пещере человека, позабыв обещание петь для него песни… Давай, начинай мурлыкать, а я с удовольствием послушаю, что натворил твой Кирилл. Я пообещал оградить тебя от его посягательств, но должен знать, как именно это сделать…

Он притянул меня к себе, но не для поцелуя, а чтобы отпустить в более-менее вертикальном положении. Пришлось ухватиться за столешницу, вынужденно приняв еще более развратную позу — но моя грудь, даже выпяченная, никак на него не действовала — Вербов не сделал ко мне даже шага, только скрестил на груди руки, давая понять, что разговор состоится, хочу я этого или нет.

— Гриш, мне реально стыдно…

— За себя или за бывшего?