Шрифт:
– Вам ведь известно, кем была ее мать? Если нет, просвещу. Жизнь ей дала одна из ваших принцесс. Райдара.
Еще более сильное отвращение исказило черты горных альвов.
– Имя этой женщины навсегда вычеркнуто из нашей памяти! – озвучил общее мнение их главный. – Семья давно уже отказалась от нее. Она связала себя с человеком. Стала его женой, родила ему ребенка. Худшего позора трудно себе представить!
– Даже если она сделала это против воли? – уточнил Лориан.
– Истинная горная альвийка предпочтет смерть подобной участи! Ее могло оправдать только одно – гибель как можно большего количества врагов.
– То есть если бы благодаря ее действиям пострадало много людей, она бы заслужила прощение? Пусть и посмертно? – поинтересовался куратор.
– Да, в этом случае заслужила бы, – степенно откликнулся главарь.
Остальные горные альвы по-прежнему хранили молчание, глядя на нас холодными злыми глазами. Так похожими на глаза Айдара, что у меня мороз пошел по коже.
– А если бы месть свершилась руками ее дочери, последняя могла бы рассчитывать жить среди вас?
– Она может быть лишь орудием, – поморщился альв. – В любом случае, это существо не имеет права на жизнь. Любой уважающий себя горный альв уничтожил бы собственными руками такую тварь. Ее спасает лишь то, что между нашими народами сейчас мир, – жестокие глаза уставились на Луизу так, что я поежилась. Пусть и смотрели не на меня.
Лориан же продолжал безжалостно втаптывать в пыль все надежды Луизы, с каждым словом альвов будто теряющую что-то важное в себе.
– Значит, если мать убеждала ее, что свершив свою месть, она может рассчитывать на место среди вас, то сознательно вводила в заблуждение?
Горный альв хищно осклабился. Смотрелось это так жутко, что меня передернуло.
– Разумеется. Представляю, какого труда ей стоило не задушить это отродье сразу после рождения! Обычно альвийки именно так и поступают в подобных случаях, хоть все равно потом приходится долго отмываться от позора. В течение десяти лет ни один уважающий себя горный альв не прикоснется к такой женщине. Хотя до рождения таких ублюдков редко доходит. От них избавляются еще в утробе. Да и как еще поступать с плодом насилия от человеческих тварей?
– Думаю, мы слышали достаточно, – остановил Лориан раззадорившегося альва, которому явно хотелось высказать все, что думает о нашей расе. – Вы можете быть свободны, адепты!
Горные альвы снова приняли бесстрастный вид и покинули помещение.
На Луизу смотреть было попросту больно. Она была раздавлена, опустошена. Утратила всю свою самоуверенность и силу духа, не позволявшие ей сломаться даже под пытками. Как оказалось, слова порой ранят куда больнее. И чувствую, больше всего мучило осознание, что все это время мать ее лишь использовала.
Твердая опора под ногами, цель, ради которой Луиза готова была горы свернуть, оказалась обманчивой и зыбкой. Самый близкий человек ее предал. Да и отец, в котором могла бы найти утешение – одержимый местью и ненавистью ублюдок, на глазах девочки унижавший мать и убивший ее собственными руками. Так что никаких теплых чувств Луиза к нему питать не могла, даже узнав, что мать далеко не ангел.
Она осталась совершенно одна. Без малейшей опоры и поддержки. Даже того, кто искренне ее любил и кого любила сама, оттолкнула во имя никому ненужной мести. Как по мне, Луиза уже понесла худшее наказание из всех возможных!
И я не желала для нее новых испытаний. Тем более, что-то мне подсказывало, что если ее прогонят еще и из Академии и вынудят вернуться к отцу, она предпочтет умереть, чем продолжать ставшее бессмысленным существование.
– Я не буду предъявлять обвинений, – тихо, но твердо сказала, прерывая повисшую в помещении тишину. – Не нужно привлекать дознавателей. О случившемся знают пока немногие, ведь так? – с надеждой посмотрела на Лориана. – Ведь мы сможем все замять?
– Хочешь ее добить своей жалостью? – грубовато сказал куратор, отчего я поморщилась.
– Не жалостью! – я упрямо вздернула подбородок. – Вы ведь сами нас учили, что мы должны быть единой командой. Поддерживать друг друга и держаться вместе, несмотря ни на что. Да, Луиза оступилась! Но теперь я поняла ее мотивы. И уверена, что случившееся станет для нее хорошим уроком.
Луиза смотрела на меня, пожалуй, еще более изумленно, чем остальные. Потом ее лицо искривила болезненная гримаса.
– Почему ты вступаешься за меня? Я ведь желала тебе зла!
– Все мы порой совершаем ошибки. Но у каждого должен быть шанс их исправить, – внимательно глядя ей в глаза, произнесла. – И я хочу дать тебе такой шанс. Что бы ни думали о нас горные альвы, в людях есть качества, заслуживающие уважения. И самое главное – мы умеем прощать. Ты зря считаешь, что должна теперь одна бороться со всем миром. У тебя есть те, кто может идти с тобой плечом к плечу. Если, конечно, сама того захочешь.
Я поднялась и подошла к ней, встала напротив и протянула руку.
Некоторое время Луиза колебалась, глядя на мою ладонь, потом неуверенно приняла. Тоже встала на ноги и долго вглядывалась в мое лицо, будто пытаясь отыскать на нем скрытые мотивы.
В какой-то момент с нее будто слетела маска, обнажая то, что она все это время пыталась скрывать от окружающих. Беззащитность, уязвимость, желание обычного человеческого тепла.
Из глаз Луизы покатились слезы, и я даже обрадовалась этому. Нервное напряжение, которое вряд ли бы закончилось чем-то хорошим, выплескивалось вместе с этими слезами. И единственное, что Луизе было нужно сейчас, я могла, к счастью, для нее сделать. Просто обнять и позволить выплакаться на моем плече.