После первого же слова мне показалось, что мой язык распух во рту, словно его покусала тысяча пчел. В висках заворочалась боль, острыми вспышками простреливая глазницы. В ушах зашумело так сильно, что голос Родерика доносился до меня словно через каменную стену. Гулкими ударами молота заухало сердце, замедляя ритм.

Слово. Еще одно. Я будто ослепла и почти оглохла, лишь каким-то чудом угадывая, что именно мне надлежит произнести. На лбу выступил обильный пот, не хватало воздуха. Внезапно сердце сократилось в последний раз — и замерло. Одновременно наступила тишина. Я широко раззявила рот в тщетной попытке сделать еще один вздох.

А затем меня выгнуло дугой от мучительного спазма. Будто невидимая исполинская рука решила переломить меня пополам в области поясницы. Но что самое ужасное — я даже застонать при этом не могла. Горло намертво перехватило спазмом.

Перед ослепшими глазами замелькали радужные круги. Понятия не имею, сколько времени это продлилось. Наверное, не больше минуты, быть может двух, потому что никакой человек не сможет прожить дольше без воздуха. Но мне это показалось настоящей вечностью. И я мягко погрузилась в черное небытие.

— Она точно не умерла?

— Да нет, сказали же, что живая.

— Мало ли что сказать могли. По-моему, все-таки мертвая. Вон даже не дышит вовсе.

Сознание медленно возвращалось ко мне. В теле разливалась такая слабость, что совершенно не было сил открыть глаза и сказать что-нибудь своим друзьям. А именно их голоса я слышала над своей головой. По-моему, это София и Бернард переговариваются.

Любопытно, а куда запропастился Даррен?

Стоило мне только так подумать, как тут же раздался его жизнерадостный возглас:

— А давайте потыкаем ее чем-нибудь!

И немедленно исполнил свою угрозу, подло вонзив мне между ребер костлявый палец.

— Ай! — вскрикнула я. — Больно же!

После чего негодующе распахнула глаза, уставившись на друзей.

— Живая! — торжествующе завопила София. И привычно пала мне на грудь с приглушенными рыданиями.

Пока подруга всхлипывала мне на ухо, я сосредоточенно хмурила лоб, изучая обстановку. По всей видимости, я оказалась в какой-то больничной палате. На это указывала скудная и какая-то безликая обстановка: узкая жесткая кровать, на которой я лежала, несколько стульев, стоявших полукругом около, маленький столик рядом. Пожалуй, и все.

— Где я? — спросила я, дождавшись, когда София немного успокоится.

— В студенческом лазарете, — ответил Бернард.

Здоровяк развалился на одном из стульев и глупо улыбался, по всей видимости, пребывая в прекраснейшем расположении духа.

— А как я тут очутилась? — задала я новый вопрос, посмотрев на Даррена.

Блондин стоял рядом, скрестив на груди руки. Такой же взъерошенный, угловатый, как и обычно. Даже играющая на губах усмешка была по-прежнему на редкость противной и язвительной.

— Это тебя надо спрашивать, — хмыкнул он. — Нас сегодня утром отыскала госпожа Лоренсия Вайнос, которая здесь главная целительница. И сказала, что мы можем навестить тебя.

— Это было очень неожиданно, — пробасил Бернард. — После того как Артен выгнал нас позавчера из своего кабинета, мы сразу же к Магде отправились. Думали, что все. Вот-вот нас вызовут к декану и вручат приказ об отчислении. Однако о нас словно забыли. Вечером за нами никто так и не пришел. И вчера день на удивление спокойно миновал. Ну а потом мы узнали, что ты в лазарете.

Я нахмурилась, силясь сориентироваться во времени. Интересно, сколько же Родерик и Артен пытались выгнать душу Кеннета? По всему выходит, что не меньше суток, пока наконец не решили прибегнуть к моей помощи. Ну а я в итоге угодила в лазарет.

Вспомнилась та мучительная минута удушья, когда я чувствовала, как мое сердце сжимает невидимая ледяная рука, прекращая его биение. Интересно, уж не было ли это своеобразной местью Кеннета, наотрез не желавшего удаляться в мир теней?

А впрочем, неважно! Главное, что все это позади. Я больше не ощущала присутствия в своем теле никого чужого. И одно это уже не могло не радовать. Душа Кеннета все-таки упокоилась. И пусть себе покоится дальше с миром.

— Что с тобой сделал Артен? — спросила София с какой-то странной смесью восхищения, ужаса и сочувствия. — Или это Родерик постарался? Отомстил, так сказать, за нашу шалость?

— Да, в общем-то, ничего он не сделал, — медленно протянула я. — Точнее сказать, сделал, но не то, о чем вы подумали.

— Ты провела ночь в доме ректора! — София аж подпрыгнула на месте от жадного любопытства. — Между вами что-то было? И каков он в постели?

Я заметил, как лицо Даррена после этого вопроса словно окаменело. Он плотно сжал губы и повыше вздернул нос, скорчив презрительную физиономию.