Я чувствовала себя полной дурой, спрашивая это, но мне нужно было разобраться. Артур вдруг негромко рассмеялся.

— Точно. Я же тебе не объяснил. Пойдем.

Он надежно взял меня за руку, и мы вышли под дождь. Прозрачный зонтик летел над нами, придерживаемый будто невидимым дворецким.

— Это не бассейн забвения, — сказал Артур. — А очередной детектор лжи — вроде хрустального шара у меня в комнате. Но этот работает не для внешних обманов, а для душевных.

— Детектор лжи?..

— Ну да. Вода в бассейне алеет, если то, что человек сказал над водой, было искренне. В этом гроте очень удобно проверять свои же мысли. Многие галианцы приходят сюда и вслух проговаривают решения, которые им нужно принять. Например: «Я хочу бросить учебу в академии» (частый случай накануне сессии). Если вода не окрасилась — нет, значит, не хочет этого человек в глубине души. Лжет себе или просто устал. Тогда и бросать, конечно, не стоит. Жить надо в согласии со своими желаниями. Вот только разобраться в них, как и в некоторых своих чувствах — задача не из легких. Так что бассейн очень помогает.

— Вот как?.. — протянула я, припоминая слова Артура до того, как он утопил амулет.

«Я уже разлюбил» и «Я готов идти дальше».

— Теперь ты понимаешь мои эмоции? — серьезно сказал Эдинброг, остановившись и положив руки мне на плечи.

Я понимала. Когда очень долго живешь с какой-то болью, освобождение от нее кажется нереальным. И когда ты принимаешь решение все-таки с трудом выкорчевать ее, а потом понимаешь, что она уже ушла, то в груди смешивается растерянность и радость. И, да, конечно же, печаль. Светлая печаль в стиле Маркеса: «Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было».

Вернувшись в академию, мы, как ни в чем не бывало, принялись учиться…

Нам оставалось одно, последнее испытание. Оно вызывало у меня жгучий интерес: финальный экзамен пятого курса представлял собой классическое прохождение лабиринта с препятствиями, монстрами и всяческими неприятностями.

Студенты участвовали вместе со своими фамильярами и соперничали с другими выпускниками: пришедшие первыми получали высшие оценки, а дальше по убывающей. Если сам колдун выбывал из соревнования, его фамильяр продолжал путь, поэтому Артур муштровал меня нещадно.

К следующему вечеру я была выжата, как лимон.

Я поняла, что свихнусь, если не выпью перед сном чашечку какого-нибудь душистого чая. Под «выпить чаю», как оно и бывает, я имела ввиду «сожрать пирожное». Ох уж эти женские эвфемизмы!

— Кафешки в Сироппинге еще не закрылись, — сказал Артур, глядя на часы. — Ты успеешь взять что-нибудь навынос, если хочешь.

— Пойдем со мной? — зевнула я. — Съедим по кренделю на какой-нибудь ночной скамейке, поболтаем. У нас с тобой осталось так мало времени… — в голосе моем прорезалась тоска, которую я постаралась загасить, весьма безуспешно.

— М-м-м. Мне надо кое-что сделать здесь, — отказался Эдинброг, отведя глаза.

М-да.

Вот и готов он двигаться дальше, ага, конечно. Видимо, не со мной готов. Постаравшись как можно безразличнее пожать плечами, я вышла из комнаты.

Сироппинг, как всегда, был по-диснеевски уютен. Второй подряд дождливый день внезапно преобразился в чистую, ясную ночь, и я, пока ждала свой заказ, смотрела на высокое звездное небо.

Наконец на большом серебряном блюде под сферическим колпаком мне подали несколько очаровательных птифуров и стеклянный чайник с травяным сбором. Туда же положили аккуратную лакомую рыбку для Васьки — не настоящую, какую-то древесную, чтобы зубы точил. (На меня. За все случившиеся с ним приключения).

— Посуду вернуть завтра не забудьте! — сонно попросила бариста и закрыла ставни с дырками-сердечками.

Я гордо потопала обратно со своей ношей и уже на подступах к академии встретила Бориса. Ого!.. Я чуть поднос не выронила, разглядев хорошенько лицо Отченаша, вышедшего под свет фонаря.

— Это кто тебя так? — ахнула я.

На обоих глазах землянина горели синюшным фингалы, губа была рассечена, на лбу рос почти что единорожий рог.

— Догадайся, блин, Вилка! — обиделся землянин.

— А почему ты ему в ответ не засветил как следует?

— Так я же как бы извиняться приходил, алё. Лучше пара синяков сейчас, чем взорванное сердце после выпуска, — фыркнул Борис. А потом подмигнул: — Кстати, помнишь ведь присказку про то, что шрамы украшают мужчину? По ходу, не только шрамы. Я еще никогда не получал столько внимания к своей персоне, сколько получил сегодня.

— Так ты похож на ходячую энциклопедию по гематомам. Лекари, небось, тобой интересовались-то?

— Медсестри-и-и-ички, — Бор расплылся в шкодливой улыбке.