Девчонка тянула меня вверх из всех своих силенок, заставляя оторваться от холодного вонючего пола, таща за скользкие от крови плечи, и говоря так быстро и собрано, что я едва успевал понимать ее:

– Я вырубила свет во всем здании, но они уже все поняли и скоро будут здесь! Беги скорее!! Смотри! – ее мелкая белая ладошка опустилась на мое лицо, заставляя теперь смотреть вниз, где на черном полу виднелись полоски.
– Я нарисовала мелом, где выход! Беги туда, пока не поздно! СКОРЕЕ! ПОДНИМАЙСЯ!

Невозможная девчонка!

– Что будет с тобой? – с трудом поднялся я на ноги, не чувствуя их, и оборачиваясь уже на выходе из распахнутой клетки, не в состоянии понять, что меня спасла какая-то мелкая глазастая девчонка с косичкой за спиной, даже в темноте подвала глядя смело и уверенно, словно не боялась ничего, зашептав в ответ:

– Ничего не будет! БЕГИ!

Лишь на секунду в моей голове блеснула шальная и совершенно необъяснимая мысль – взять ее с собой.

Забрать и защитить от возможных последствий ее необдуманного поступка.

Но я не решился.

Не позволил себе этого, закачавшись и пробираясь вперед, слыша за спиной крики охраны, выстрелы и лай собак, которых пустили по моему следу.

Сбежал ли я тогда?

Нет. Не получилось.

Разнес этот этаж.

Разодрал четыре десятка охранников.

 Словил дюжину пуль во все конечности.

Но так и не смог ступить ногой на траву, сделав хотя бы один глоток чистого воздуха всей своей хрипящей грудью. Подкошенный и теряющий сознание от нескольких пуль со снотворным, я пытался бороться, собирая в кулак последние силы и кидаясь назад на визг девчонки, когда голова подвела меня, забирая в оковы тьмы такой вязкой и липкой, что я едва мог дышать.

…она пострадала из-за меня.

И когда сознание позволило мне ощутить мир снова первыми вспышками адской боли и обжигающе яркого света сверху — это не было раем.

Я снова чувствовал вокруг себя людей.

Много людей, но уже не из охраны.

От них пахло медикаментами и стерильностью, спиртом и кровью.

Они окружали меня сосредоточенные и серьезные, но не боялись, как те, что были в подвале, а пытались спасти.

От ослепляющего света я не мог раскрыть глаза, не чувствуя собственного тела и своего положения в пространстве, словно стал всего лишь шаром, заполненным болью, вместо гелия, но отчетливо слышал их голоса и противный монотонный писк какой-то аппаратуры, которая мягко и приглушенно гудела ровно и едва слышно, оповещая всех присутствующих о моем состоянии.

Теперь стук моего сердца отдавался в этом помещении эхом писклявого звука.

Пик. Пик-пик. Пик.

Лязгали какие-то железные предметы, и мое дыхание было тяжелым и шумным, словно не выходило в пространство, а замирало вокруг моего лица, расползаясь теплом по холодным щекам.

– Нить, пожалуйста.

Голос, который раздался прямо надо мной, был еще незнакомый, но поражающий своим покоем и размеренностью.

– Габи, отрежь. Благодарю.

Не уверен нахмурились ли мои брови, но в душе я замер, изо всех сил прислушиваясь к этому новому человеку, понимая, что я совершенно не ощущаю его.

Ни запаха тела. Ни единой эмоции.

Если бы я не слышал его дыхание, то можно было бы решить, что прямо надо мной призрак!

Ни один человек не способен не испытывать совершенно никаких эмоций, если только он не был мертв! Люди всегда что-то желали, о чем-то страдали, отчего-то злились - и каждый в этом напрочь стерильном помещении отдавал мне свои эмоции сам того не замечая, словно подкармливая моего внутреннего зверя.

Но только не он.

Совершенная и абсолютная тишина исходила от этого человека, словно он был бесконечной черной дырой, или зеркалом, способным отражать мои попытки почувствовать его эмоции.

С таким я сталкивался впервые и на какое-то время притих, надеясь на то, что смогу рано или поздно уловить хоть что-нибудь – долю сомнения в своей работе. Каплю растерянности. Может раздражение на то, что его отвлекли. В конце концов ненависть и ярость за то, что я убил множество солдат, не пожалев никого и нанося им страшные смертельные увечья.

Но нет. Совершенно ничего. Только безграничная тишина.

– Зажим, пожалуйста. Благодарю. Эдуардо, зашей пожалуйста последнюю рану.

– Да, доктор Элерт.

Так значит вот какой ты.

Словно призрак.

– Коллеги, оставляю пациента на ваше попечение. Всех благодарю за терпение и высокий профессионализм.

На удивление приятный, спокойный и до невозможности благородный голос, который говорил так, словно мужчина сидел на званом ужине высшего общества, где были сплошь короли и герцоги, каждой своей произнесенной буквой уважая своих коллег, даже если, вероятней всего, они были гораздо ниже его по рангу.

Я снова попытался открыть глаза, чтобы увидеть его, но совершенно безуспешно, когда ресницы стали влажными от невыносимой рези и все, что мне удалось рассмотреть - всего лишь неясный и темный силуэт среди нескольких таких же.