Морт стремился прорваться, зная, что главная слабость любимого — это я. Но Эрик делал все, чтобы этого не допустить.

Вот только силы были не на его стороне. Да, пару раз удавалось дотянуться до демона, но небольшие ожоги не доставляем ему особых неудобств. А мэр решил взять любимого измором. Быстро набрасывался и так же быстро отступал, не стоял на месте, заставляя соперника двигаться тоже. И Эрик начал уставать. Прут в его руках светился все слабее, а когда в себя пришла Аннабель и присоединилась к отцу, меня затопил ужас. Любимый проигрывал. Против двоих ему не выстоять.

Как же ему помочь? Что я могу сделать? Как поделиться своей силой с самым дорогим на свете мужчиной?

Какая-то самая безрассудная часть меня шептала, что можно попытаться сбежать и увести за собой хотя бы одного демона. Но голос рассудка говорил, что это только помешает Эрику, отвлечет его и приведет к непоправимой ошибке.

Я нервно сжала лямки рюкзака, висевшего на спине, и вдруг резко выдохнула. Как же можно было об этом забыть?

Бросила рюкзак на землю, сама села рядом и вытащила свой альбом. Как минимум одни отличный способ передачи энергии я знаю. Только вот что же нарисовать? Идея пришла неожиданно. Чуть не рассмеявшись от её простоты, схватила карандаши и принялась быстро наносить рисунок на лист. Без лишних деталей, без прорисовок. Главное успеть.

И вот на бумаге стали появляться контуры зданий на площади, тесный переулок, фигура мужчины, на которого нападали две гротескно изломанные тени. И небо. Привычное для Гленмара серое небо на моём рисунке было разорвано. В просвете между тяжёлыми тучами показался кусочек невыносимо яркой голубизны. Неповоротливые облака дрогнули, вспучились, а потом нехотя разошлись в стороны, позволяя разрыву расшириться. И через это окошко на площадь хлынули солнечные лучи. Яркий свет, в котором постаралась воплотить все самое тёплое и живое, что могла сейчас представить, разгонял туманную дымку, стекал по крышам, по стенам домов, расплескиваясь на тротуаре яркими золотистыми брызгами. Он заставлял звенеть от напряжения пропитанный влагой воздух, согревал холодные равнодушные камни мёртвого города и обжигал его хозяев. Я рисовала, судорожно расцвечивая картину яркими красками, а дикий вопль, полный ужаса и боли, дал понять, что я на правильном пути. Он волной прокатился по узкому переулку и захлебнулся страшным хрипом, но я продолжала рисовать, не обращая внимания ни на что.

— Всё, Иви, прекращай, — раздался над головой усталый голос жениха.

— Что? — я растерянно подняла голову, и едва не взвыла, когда затылок вдруг прострелила сильная боль.

— Ну вот, опять перенапряглась, — укоризненно сказал Эрик и стёр с моего лица струйку крови, текущую из носа.

— Это ерунда, — прошептала я и обвела недоверчивым взглядом площадь.

Облака стремительно затягивали участок чистого неба, прятали за собой солнце, стараясь избавиться от его губительных лучей, но было уже поздно. Два полуобугленных тела, в которых с трудом можно было узнать Мортов, лежали на мостовой, распространяя ужасный запах горелкой плоти.

Жуткая, тошнотворная для нормального человека картина привела меня в бешеный восторг. У нас все получилось.

ПРОДА 20.08

— Всё, Иви, прекращай, — раздался над головой усталый голос жениха.

— Что? — я растерянно подняла голову, и едва не взвыла, когда затылок вдруг прострелила сильная боль.

— Ну вот, опять перенапряглась, — укоризненно сказал Эрик и стёр с моего лица струйку крови, текущую из носа.

— Это ерунда, — прошептала я и обвела недоверчивым взглядом площадь.

Облака стремительно затягивали участок чистого неба, прятали за собой солнце, стараясь избавиться от его губительных лучей, но было уже поздно. Два полуобугленных тела, в которых с трудом можно было узнать Мортов, лежали на мостовой, распространяя ужасный запах горелкой плоти.

Жуткая, тошнотворная для нормального человека картина привела меня в бешеный восторг. У нас все получилось.

— Иви, нужно уходить, пока они не восстановились.

— Я не убила их? — разочарованно спросила у любимого.

— Нет, — ответил тот, — если бы я не остановил тебя, то ты могла бы сжечь их дотла, но и сама бы выгорела тоже. Это их очень здорово задержит, но стоит поторопиться, чтобы выиграть время.

Эрик подал мне руку. Поднялась на нетвердых ногах и зажмурилась от боли.

— Давай, родная, — поторопил жених негромко. — Осталось совсем немного.

Я открыла глаза и ахнула. А ведь ему тоже здорово досталось. Бледный, осунувшийся, мужчина тяжело дышал и зажимал рукой длинную рану на груди.

— Эрик, — всхлипнула я, — Ты ранен. Нужно перевязать.

— Нет, — он мягко ухватить меня за запястье, когда я уже потянулась к собственной рубашке. — Нет времени. Пойдём.

Вокзал встретил нас пустотой и тишиной. Мы выбежал на платформу и спустились на рельсы, благо прыгать было невысоко. Вдалеке чернел зев подгорного тоннеля.

— Ну вот, последний рывок, — тяжело выдохнул Эрик.

А я просто молча сжала его руку. Несмотря на то, что мы вроде бы были призраками, кровь по груди мужчины текла вполне материальная, а сам он слабел буквально на глазах.