На крыше вампирского отеля "Кармилла" в редеющих предрассветных сумерках находились трое: человеческая девушка и вампиры — Создатель и его Дитя. В воздухе стояло такое напряжение, что Олив задыхалась и прижималась к перилам, стараясь не выдавать своего присутствия. Эмоции не-мертвых были настолько сильны, что ей никак не удавалось от них закрыться, поэтому казалось, что она находится в самом центре происходящего.

Голос Цинны был спокойным и усталым, а мольба его Дитя — отчаянной. Внезапно, огромный викинг подломился в коленях и рухнул в ноги своему Создателю. У Олив перехватило горло: циничный эгоист и шельмец давился неудержимыми кровавыми слезами…

— Прошу тебя! Прошу… Умоляю, Создатель!

Цинна молчал. Потом сделал ненужный вдох:

— Отец. Брат. Сын. Отпусти меня.

Древний уставший вампир и не надеялся быть понятым. Но ему было очень жаль свое Дитя.

— Я не позволю тебе умереть одному, — лицо Арна закаменело в новой решимости.

— Позволишь, — тон Создателя не оставлял сомнений.

— Разреши хотя бы разделить с тобой боль… — викинг порывисто обхватил его запястье огромной ладонью.

Тысячелетний бессмертный ребенок, которому предстояло навечно стать сиротой.

И ничего нельзя было изменить — время вышло, все было решено, и рассвет уже жил в мертвом сердце Александера Цинны. Его Дитя хочет разделить с ним боль? Хорошо, он научит, как учил всегда. Пусть викинг узнает, что и уходу можно радоваться.

Цинна взъерошил светлые волосы Сына. Почувствовав движение, Арн разжал пальцы на руке Создателя, и увидел, как запястье повернулось к его лицу,

— Пей.

Викинг благоговейно обнял ладонями дорогой дар и приник к нему вздрагивающими губами, не отрывая глаз от лица Цинны. Через несколько секунд взгляд Отца потемнел:

— Все. Иди. Как твой Создатель, я приказываю тебе жить дальше, не предпринимая попыток прервать свое существование.

Ссутулившись и словно став меньше ростом, Северянин с усилием поднялся с колен и двинулся к лестнице. Олив по-настоящему стало страшно. Забыв, что присутствует здесь нелегально, она инстинктивно схватила проходящего вампира за руку. Но тот не отреагировал, заливаясь кровавыми слезами горя. Лицо его было ужасно — мертвая белая маска с остановившимися пустыми глазами зомби. Приказ Создателя вампир нарушить не мог.

Теперь на крыше они были только вдвоем: встречающий рассвет Цинна и человеческая девушка, присутствие которой древний вампир с удивлением ощущал как нечто само собой разумеющееся. Словно она была неотъемлемой частью того, что сейчас с ним произойдет.

Услышав, что Олив приблизилась, он нашел нужным сказать с улыбкой:

— Хорошо, что ты здесь. Теперь это будет быстро.

Цинна посмотрел на девушку долгим, изучающим взглядом.

— Отчего-то я уже не думаю, как вампир… Скажи, ты веришь в Бога?

— Да, — простодушно ответила Олив.

— Если он есть, как он меня накажет?

— Бог не наказывает. Он прощает, — дрогнувшим голосом повторила девушка бабулину фразу.

— Ты ведь позаботишься о нем? Об Арне?

— Не уверена, — смутилась Олив, — Ты же его знаешь…

— И в этом есть моя вина, — улыбнувшись ее смятению, согласился вампир.

— Нет, просто Арн, как ребенок — делает все, что захочет.

— И все же, я оставляю его в хороших руках!

Взгляд Цинны, казалось, проник в Олив до самого дна, заставив почувствовать странную связь с этим вечным юношей. Связь, которая будучи только осознанной, вот-вот оборвется, потому что слепящий солнечный шар через минуту выползет из океана на крыши домов.

— Тебе страшно? — голос Олив задрожал.

— Нет, — он прислушался к себе и засмеялся. — Нет, я счастлив!

— А как же… боль? — пыталась найти ответ в его темных глазах девушка.

— Я хочу сгореть, — со странным выражением произнес вампир.

— Мне страшно за тебя, — не сдерживаясь, заплакала пораженная Олив.

Взгляд Цинны не отрывался от ее глаз:

— Меня, вампира, оплакивает человек… Две тысячи лет — а мне все еще есть чему удивляться!

И, сделав это открытие, он снова рассмеялся.

Солнце, которому Олив всегда так радовалась, полыхнуло лучами, переваливаясь через крыши. От неожиданности и какого-то непонятного давления девушка отступила назад, с колотящимся сердцем наблюдая, как, сдирая с себя рубаху, вампир двигался навстречу этому потоку света, а вкруг него уже дрожал горячий воздух.

— Прощай, Цинна, — слезы градом катились по лицу девушки.

Разведя руки, двухтысячелетний подросток встал на краю крыши, словно готовясь к полету — к последнему полету в своей не-жизни. Тело его объяли языки голубого пламени, разгоравшегося все ярче, слепившего Олив глаза, заставлявшего задыхаться. Она зажмурилась и вдруг увидела лицо Цинны так близко, будто стояла с ним там — на краю. Объятое искрящимся пламенем, оно было спокойным и умиротворенным. Последняя вспышка, и… все исчезло.