— Несколько дней назад я написала отцу моего ребенка, что теперь знаю мальчик это или девочка, и он мне ответил, что много думал и решил, что хочет быть как можно меньше вовлеченным в это, понимаете?

— Нет, — ответила Мадина.

— Конечно, не понимаете. Потому что кроме Фарида Ибрагимовича нет в мире второго такого человека, который бы двадцать пять лет заботился о женщине, которая его ненавидит. Вряд ли он хоть раз вам говорил о том, что не хочет быть вовлеченным в дела Адама.

— Я все еще не понимаю, зачем вы пришли.

— Просто так. Вы возвращаете мне веру в человечество.

Мадина встала и вышла из комнаты. Через пятнадцать минут она вернулась с подносом, полным фарфора. За это время Ася в очередной раз позвонила Адаму, услышала, что у них все в порядке, и взгрустнула от одиночества. Полюбовалась детскими и подростковыми фотографиями Адама, которые были повсюду, и даже одну стырила. Хрупкая, трогательная красота.

Мадина ловко разлила чай по чашечкам.

— Мой сын влюблен в вас, — сказала она довольно сердито, — вы пришли подлизываться?

— Влюблен, да? — с интересом отозвалась Ася. — Вы тоже так думаете?

— Сложно было не заметить, как он весь вечер глаз с вас не спускал. Мне было крайне неловко, как будто я наблюдала за чем-то крайне неприличным, — полные, чувственные губы Мадины неодобрительно поджались. — Впрочем, его дочь была занята тем же самым. Даже когда она играла с другими детьми, то постоянно оглядывалась, чтобы убедиться, что вы никуда не ушли. Это немного пугает.

— Мы работаем над этим, — вздохнула Ася. — Хорошо бы Ева стала более независимой. Но на все нужно время, ее ведь уже один раз бросили.

— Что хотела от вас эта женщина?

— Рассказать, как она страдает и чтобы я сказала ей, что все в порядке.

— Уму непостижимо! — раздраженно фыркнула Мадина. — Разумеется, вы сказали, что плюнете в ее могилу?

Бедный Фарид! Эта женщина умела весьма выразительно облекать в слова свои чувства. Ася вот-вот была готова стать шиппером этой парочки.

— Разумеется, так я ей и сказала, — пробормотала она опасливо.

— Правильно, — энергично кивнула Мадина. — Пусть её глаза ослепнут от слез, пусть сгниет ее сердце…

Ася моргала в такт ее словам.

— Бесстыжая! Еще осмеливается звонить! Прав этот кровопийца, Адаму просто надо жениться на милой и скромной девушке, чтобы она заменила ребенку мать.

— Значит вы все-таки общаетесь, — ухмыльнулась Ася, — хотя бы для того, чтобы плести коварные заговоры против собственного сына. Удивительное родительское единодушие.

— А вы почему так беззаботны? — прищурилась Мадина.

— А что мне остается? — удивилась Ася. — Мы или будем вместе с Адамом или не будем. Пятьдесят на пятьдесят, или встретишь динозавра на улице или нет.

— Удивительное легкомыслие для женщины вашей конфигурации, — и тень улыбки коснулась лица Мадины, отчего Ася едва не чашку из рук не уронила. — Разве мой сын не заслуживает того, чтобы за него бороться?

— С кем? — кротко спросила Ася.

Очередное раздраженное фырканье было ей ответом.

— И как вы можете разгуливать по городу в мужском спортивном костюме?

— Правда? — Асе вовсе не улыбалось рассказывать Адамовым родственникам про температуру Евы, кто знает, что они могут выкинуть. Привлечь министра здравоохранения или отправить ребенка на лечение в Швейцарию. — Я не заметила.

— Адам спятил, — скорбно констатировала Мадина.

Наутро Ева проснулась, как ясное солнышко, совершенно здоровой. Адам еще только протирал глаза, а она уже летела через весь этаж во взрослую спальню, чтобы нырнуть под одеяло Аси.

Его девицы совершенно невыносимы, — так думал Адам, плетясь за ней следом.

Они устроили трагедию и драму на ровном месте.

Как будто их разлучили навек.

Сослали на рудники Сибири.

— Господи, я чуть не умер, — простонал Адам, падая на кровать рядом с Асей по другую сторону от Евы и разлаписто обхватывая ее.

— Ты устала носить тазики? — спрашивала его дочь у Аси.

— Очень. Тазик за тазиком. Тазик за тазиком.

— О чем вы говорите? — не понял он, прижимаясь щекой к растрепанным волосам и с наслаждением жмурясь.