— Я не разозлился, — ровно ответил Адам, заглядывая Еве в рисунок. — Что ты рисуешь?

Его дочь пожала плечами.

— Наш сад, когда деревья вырастут.

Вот что означали густые заросли темно-фиолетового цвета.

— Вы разозлились, а теперь врете, что не разозлились, — настаивала Ася.

— Так хорошо меня знаете? — спросил Адам, не поднимая к ней головы.

— Тоже мне, загадка Вселенной.

Ева посмотрела сначала на свою няню, а потом на него.

— Папа сердится, — согласилась она. — Наверное, Васька опять что-то натворила.

— Да, Васька, — подхватил Адам, — которая почему-то до сих пор думает, что живет в приюте и что некому принести ей арбуз.

— Васька хочет арбуз? — изумилась Ева.

— Нет, огурец с сахаром, — отозвался Адам холодно и украдкой посмотрел на Асю. Она выглядела оторопелой.

— Вы только что сравнили меня с бездомным щенком из приюта? — спросила она недоверчиво. — Совсем ополоумели?

— А потому что вы ведете себя, как глупый щенок. Ах, я такая одинокая белая женщина. Мне так нравится быть одной. Чушь собачья.

— Прошу прощения? Вы назвали мои убеждения чушью собачьей?

— А как еще назвать приницпиальный отказ от нормальных отношений?

Ева перевернула альбомный лист и начала новый рисунок. Казалось, ее нисколько не беспокоили громы и молнии над ее головой.

Адам и сам не понимал, почему снова сорвался. В последнее время его хваленая невозмутимость давала сбой за сбоем.

Все годы долгих тренировок сломались об одну беззаботную женщину, которая вела себя так, как будто он почти пустое место.

Приложение к Еве, и все.

Неужели так сложно просто попросить его о помощи? Что с ней случится? Ее мир рухнет?

Ася так яростно листала страницы в электронной читалке, что он не удивился бы, если бы она извлекла оттуда какое-нибудь особенно злобное проклятие. От человека с осиновым колом на спине всякого можно было ожидать.

— Вот, — воскликнула она, наконец, торжествующе. — «Представление о собственности, о правах «безраздельного владения» одного супруга другим является моментом, отравляющим легальное супружество. В самом деле, получается величайшая нелепость: двое людей, соприкасающихся только несколькими гранями души, «обязаны» подойти друг к другу всеми сторонами своего многосложного Я. Безраздельность владения ведет к непрерывному, стеснительному для обеих сторон пребыванию друг с другом. Нет ни «своего» времени, ни своей воли, а зачастую, под гнетом материальной зависимости, нет даже «своего угла» отдельно от супруга… Непрерывное пребывание друг с другом, неизбежная «требовательность» к предмету «собственности» превращают даже пылкую любовь в равнодушие, влекут за собою несносные, мелочные придирки…» Так нафига мне мое многосложное Я ввязывать в такую нелепость, как отношения? — требовательно спросила Ася.

— Это еще что? — изумленно спросил Адам. — Очередная цитата из Гарри Поттера? Доктора Кто? Баффи, истребительницы вампиров? Мстителей? Или что у вас там еще вместо библии?

— Это, друг мой, Александра Коллонтай, — высокомерно ответила Ася. — Эссе «Любовь и новая мораль».

— Вы что, читаете на ночь опусы революционерок-феминисток? Вместо снотворного? — Адам даже злиться перестал, так его поразило это открытие. — Вы сейчас цитируете мне женщину, которая заявляла о том, что заняться… — он скосил взгляд на Еву, — сделать тинки-винки также естественно, как выпить стакан воды?

— Тинки-винки? — переспросила Ася и поспешно закусила губы, чтобы не расхохотаться. — Как вам вообще в голову пришли телепузики в этом контексте? Вы извращенец?

— Извращенец, — повторила Ева, смакуя новое слово.

— И ничего такого о стакане воды Коллонтай не заявляла, — продолжала наседать Ася. — Она была первым в мире женщиной-дипломатом и говорила на более чем шести языках! Так что к ее словам стоит прислушаться!

— Да, против Коллонтай мне не выстоять, — согласился Адам и все-таки расхохотался.

Ася сначала фыркнула, а потом тоже засмеялась.

— Извращенцы, — предположила Ева.

— У вашей дочери, — заметила Ася, — удивительная тяга ко всему неприличному. Чудо какое-то. Признавайтесь честно, это ваши гены?

— Вот уж нет. Я был робким и нерешительным ребенком. Очень осторожным. Сто раз думал, прежде, чем что-то сделать и предпочитал лучше не делать ничего.

— Правда?

Ася села рядом с ним на пол и вытянула ноги.

— Уже отекают, — пожаловалась она. — Что со мной будет на девятом месяце?

Адам осторожно положил ее ступню себе на колени и принялся легко массировать ее через оранжевый носок.

— В школе я всегда садился на первую парту, чтобы меня не задирали одноклассники, — продолжал Адам. — Чтобы не расстраивать родителей, я всегда хорошо учился, и все просто списывали у меня.

— Вы же все время ходили на спорт? Почему бы вам было просто не поколотить их? — спросила Ася с интересом. — Я была ужасной драчуньей. Моих родителей вызывали в школу через день.

— Они ругали тебя? — спросила Ева.