Конец посоха врылся в каменистую землю. От него в разные стороны устремились багровые росчерки. Некромант услыхал, как тихонько вздохнула Аэ — избавиться от этого побочного свечения ему никак не удавалось.

То, что он носил в себе, то, что пережило Изменение, властно устремилось на поиски. Сгодится всё. Трепет последнего дыхания полевой мыши. Крупинки былой мощи, таящиеся в крыльях ночных бабочек. Затаившаяся сила виноградной лозы.

Магия расточилась, вошла в плоть и кровь этого мира. Она больше не давала жизнь. Она сама сделалась жизнью и не-жизнью. Она сделалась всем.

Посох вздрогнул. Раз, другой, третий. Сердцевина, выполненная из звёздного металла, помнишего времена ещё того, старого мира, наливалась мощью; в этом ремесло некроманта не изменилось.

Старых запасов хватит на скеленда. На дичь покрупнее уже надо раскидывать сеть куда шире, собирать останки магии с куда более обширных пажитей и это… нервировало.

Нужны были новые чары. Новые символы, новые законы, новые правила. Всё предстояло сотворить наново.

Потому что мир изменился.

Скрипящий и скрежещущий суставами кострукт со ржавым топором подобрался меж тем совсем уже близко. Аэ не дрогнула, так и оставалась стоять, скрестив руки на груди и плотно сжав побелевшие, однако, губы.

Фесс чувствовал, как разливается тепло по жилам. Старое доброе тепло почти забытой магии.

«Лети», — негромко приказал он.

Неуклюжего стража башни легко было испепелить, сжечь, заставить разложиться по косточке, рассортировавшись при этом по всем прежним их владельцам. Вместо этого ноги его, составленные из слитых, словно сплавленных воедино берцовых костей, вдруг конвульсивно дёрнулись, заплетаясь, гигант нелепо взмахнул ручищами, ржавый топор едва не вырвался из лишённых плоти пальцев — едва ли было так уж удобно держать скользкое гладкое топорище одними нагими фалангами — и неуверенно, дёргаясь, направился прямо к дверям башни.

— Красиво, — прошептала Аэ.

В её сжатых кулачках угасали золотистые искры, словно там готовился вырваться на волю янтарный огонь.

Она страховала.

Некромант сделал вид, что не заметил. Драконица чуть улыбнулась и сделала вид, что не заметила, как он сделал вид, что не заметил.

Костяной гигант меж тем добрёл до дверей, встал, расставив ноги, и широко размахнулся топором, от души саданув по обитым чёрным железом створкам. Хоть и ржавый, топор пробил двери насквозь.

— От своих собственных заклятий, похоже, забыл зачаровать, — ухмыльнулась Аэ.

Скеленд покачивался, со скрипом пытаясь выдернуть прочно застрявший топор. Некромант глядел на тщетные старания гиганта и вновь, в который раз ощущал — он не здесь. Он по-прежнему там, в чёрной утробе магической Башни, готовой сорваться с Утонувшего Краба; в Долине; на тропах Мельина; в жарком пекле салладорской пустыни…

Память возвращалась болезненными толчками. Не событиями, а ощущениями.

Жарой и холодом. Туманом и облаками. Взглядом Рыси, скрипом тележных колёс и глухими постанываниями зомби, что тянули их повозку — его, Рыси и бедняги Джайлза.

Костяному чудищу удалось меж тем освободить топор и скеленд, как сказала бы тётя Аглая, «изо всей дурацкой мочи» вновь засадил им по двери.

На сей раз он едва не развалил её надвое.

Сердцевина посоха вдруг задрожала, почти что задёргалась — кто-то лихорадочно пытался снять, расстроить, отменить наложенные некромантом на стража башни чары.

Аэ шевельнулась, гибкой тенью скользнула поближе, меж сжатых пальцев вновь текли струйки янтарного пламени.

— Не дай себя…

Фесс усмехнулся. Он мог позволить себе эту усмешку.

…Но забота драконицы грела. Где-то там, глубоко внутри, росло осознание неизбежности, о которой он знал и которую боялся.

А вот Аэ не боялась, похоже, уже ничего.

Где-то высоко над их головами заскрипели петли, распахнулись ставни.

— И незачем так колотиться! Я и в первый раз отлично вас слышал! — раздался сверху недовольный старческий голос. Правда, раздражение в нём — наигранное — прикрывало отнюдь не наигранный страх.

— Маэстро Гольдони, — самым сладким, полным мёда и патоки голоском пропела драконица. — Маэстро, двое усталых путников очень, очень нуждаются в отдыхе и ночлеге. Ну и в беседе с вами, конечно же.

Её теплая рука скользнула от его кисти вверх, к локтю. Она чувствовала, она знала. После чар на смену жару шёл леденящий холод, немело всё чуть ли не до плеч.