— Увы… слышал…

— Недавно мне шепнули, что Ганза взяла на абордаж корабль, идущий из Фландрии к Новгороду. Так же с мастерами.

— Вот уроды… — тихо процедил Иоанн.

Так они и проболтали до самого вечера. Когда, наконец, детей потребовалось укладывать спать. И король смог освободиться да выйти к терпеливо поджидавшего его Феофилу.

— Какие-то неотложные дела? Я думал, что ты зайдешь уже завтра.

— Сын мой… — осторожно произнес митрополит. — Ко мне прибыл посланник из Константинополя, и он просит тебя принять его.

— Не хочу.

— Патриарх желает объясниться.

— Патриарх убил мою мать и моего отца. Патриарх стравил и подвел под гибель всю мою семью. Патриарх организовывал покушения на меня. Я не желаю ничего слышать и даю этому посланнику сутки, чтобы покинуть Москву. Иначе его лишат головы.

— Государь мой, прошу, выслушай его. Это очень важно.

— Кому важно?

— Патриарх — это просто должность. И занимают ее просто люди. А люди несовершенны.

— Патриарх — слуга султана. Не вижу смысла с ним мириться.

— Не все так просто, сын мой. Прошу, выслушай посланника. Дионисий, при котором случились все эти напасти, ныне лишен сана и смиренно доживает свой век в монастыре Кушница.

Иоанн немного поиграл желваками, борясь с жаждой крови. Однако уступил словам митрополита, согласившись принять посланника, который и прибыл буквально через полчаса. Причем в монашеском одеянии как спутник митрополита, дабы его никто не узнал и не опознал.

Им оказался Мануил Христоним — великий экклезиарх и скевофилакс Константинополя. Человек приближенный к Патриарху, но мирской и с 1462 года вроде как в опале у Мехмеда II.

— Что ты хочешь? — Спросил Иоанн на латыни, ибо не владел греческим.

— Не я, но мы. И мы хотим мира, — смиренно произнес Мануил, который также его разумел. — Ибо раскол среди православных вызывает в наших сердцах великую скорбь.

— И как ты себе это представляешь? Патриарх отзовет Киевского митрополита? Или может быть вернет мне мать с отцом?

— Мы все совершаем ошибки. Дионисий был вынужден выполнить приказ султана и назначить Киевского митрополита.

— Это очевидно, — кивнул Иоанн. — И зачем мне такой мир? Султан мой враг. А ты, его слуга. Каковым бы ни было твое хорошее отношение ко мне, ты все одно сделаешь то, что желает султан. Не вижу смысла прекращать нашу рознь.

— Султан не враг тебе. Он впечатлен твоими военными успехами, о которых последнее время только и разговоров в городе Константина. Он ищет мира с тобой. Ибо ему нечего делить с тобой.

Король задумался.

В принципе, ему был нужен мир.

Свою стратегическую задачу по завоеванию Волжского торгового пути Иоанн выполнил. И теперь нуждался в его освоении, а это много мирного труда. И ту массу войн, которую наш герой невольно развел вокруг себя, требовалось прекращать.

Со степью мало-мальски он разобрался, обескровил и поставил под формальный контроль. Так что время в десять-пятнадцать лет у него было. Наверное, было. Во всяком случае, он на это надеялся. Оставалось закрыть конфликт с султаном, который автоматически успокоит остатки недовольных в степи, и привести к миру «этого козлика» Казимира.

А потом со всем рвением начинать строить корабли и готовиться к затяжному военному конфликту на Балтике. Ибо прогрессирующий конфликт с Ганзой мог поставить крест на его торговом проекте. При этом, зная, как ганзейские купцы обдирали новгородских, пытаться договариваться с ними добром король не спешил. Для начала требовалось «открыть дверь с ноги» и «приласкать их оглоблей поперек хребта», чтобы разговор пошел в нужном русле.

— Хорошо, — нехотя произнес Иоанн. — Давай поговорим об этом. Что султан даст мне за мир?

— Но…

— Ты ведь понимаешь — Казимир мне не противник. А значит очень скоро мои руки будут развязаны, а душу станут греть амбиции. Ведь в Ромейской земле, что ныне под пятой магометан, хватает богатой добычи. А предки мои, что ходили в те земли походами, указали мне путь.

— У султана много воинов.

— У султана много воинов, но нет армии. Многое ли смогли дикие кельты при Алезии? У них тоже было много воинов, но не было армии. А у Цезаря наоборот. И он разбил их, многократно превосходящих числом.

— Ты не Цезарь! — В сердцах воскликнул Мануил.

— Почем знать? Я командовал в четырнадцати сражениях[6] и выиграл их все, даже несмотря на численное превосходство противника. И полевые битвы, и штурмы городов. И первое сражение выиграл, когда мне было всего десять лет.

Мануил замолчал, переваривая эти слова. Он слышал, что правитель Москвы успешен в войне. Но не настолько же? Это был аргумент. Сильный, крепкий аргумент, который Иоанн применил не столько для устрашения султана, сколько для того, чтобы в среде вокруг Патриарха был поднят вопрос старинной Симфонии[7].