Шрифт:
Мы со Стасом заученно встали напротив друг друга. Заботливо поправив зачем-то ему воротник, я постаралась улыбнуться, но невольно все-таки шмыгнула и под звуки разрывающихся в динамиках снарядов разнесло вдребезги и засевший внутри меня комок. Хлынула волна горького отчаяния и я подмываемая ею, бросилась-таки Назарову на шею, уткнулась ему в грудь и тихонько, но с таким отчаянием выдавила:
– Не уходи.
Вряд ли меня было слышно. Слишком громко зазвучала музыка следующей военной композиции, еще громче сопровождал ее голос комментатора озвучивавший статистику сколько ушло из наших мест солдат на войну и какое количество вернулось. Внушительные цифры сколько вот таких вот зеленых мальчишек так и не смогло осуществить свои мечты. Светлая память им. Получившие звание Героя, перечислялись поименно, а мы кучка студентов изображали разлуку.
На самом деле наше шоу было на две-три минуты. Несколько секунд крепких объятий и нам уже стоило их разрывать. Тесня нас, на передний план уже выходил стройными рядами солдат строительный колледж. Пора было освобождать сцену.
– Не уходи, - поспешно повторила я, но Стас меня так и не расслышал. Он лишь поднял мою голову, разглядывая мое встревоженное лицо, потом ободряюще подмигнул мне и быстро чмокнув в губы оттолкнул. Вот теперь стоило и помахать, а я стояла как вкопанная и с неподдельной печалью смотрела в удаляющиеся спины однокурсников, словно потерпела сейчас невообразимую утрату. Вообще-то нам и в самом деле в тот момент предстояло расстаться. На целых сорок минут - столько длилась в нашем театрализованном представлении война.
Не знаю, что чувствовали девушки и женщины тех далеких времен отправляя своих мужчин на войну. Наверняка непередаваемые страх, боль и горе, но я, например, в тот момент, когда смотрела вслед Стасу тоже чувствовала себя очень тоскливо. Сорок минут — это понятно, что не четыре года, и моему ушастому в данный момент ничего не грозило. Это все так. Но разве дело в сегодняшнем дне и безопасности в целом? Если я просто не хотела разлучаться. Ни на эти несколько минут, что длился концерт, ни на год. Вообще никогда.
Никогда.
Мальчишки ушли влево, а нам надо было передислоцироваться направо. Именно с той стороны предстояло встречать служивых.
Сорок минут и целое поле стадиона находились теперь между нами. Это же так долго и так далеко. А с другой стороны — вот рукой подать. Надо лишь протолкнуться сквозь толпы сначала тыловиков, потом жертв концлагерей, полосатых словно матрасы, миновать «смерть» — девушек в черных накидках из педагогического и кулинарных училищ, попытаться не раздавить малышню в ярких солнечных костюмах, из детских творческих коллективов, символизирующих новое мирное время, и вот там за всеми этими преградами и стоял наш «поезд на запасном пути» с одержавшими победу солдатиками. Недалеко. Самое большее десять минут туда, десять обратно...
– Никто никуда не расходится, - координатор словно слышала мои мысли и пристально следя за нашими перемещениями, пресекала попытки любого куда-либо смотаться. Номера должны были проходить слаженно без заминок и задержек.
Сорок минут войны, сорок минут ожидания. Две тысячи четыреста секунд.
– О, привет, - ткнул меня кто-то в спину. Я обернулась — передо мной возник один из вчерашних ползающих по-пластунски вояка. Рядом с нами с шумом и гамом толпились выступившие уже кадеты. Им всем еще предстояло праздничным маршем закрыть мероприятие, и поэтому их тоже пока до сих пор не распускали.
Я нахмурилась. Мальчика, свесившего ладони, на вальяжно закинутом за плечи автомате, кажется, я не знала. Хотя эта смазливая мордашка вроде мне уже где-то и попадалась.
– Эм-м, - вопросительно уставилась на него, даже приветствовать непонятно кого не стала.
– Может все же дашь телефон, - обольстительно улыбнулся. Я еще больше пришла в замешательство. Где и когда этот сопляк мог уже пытаться со мной знакомиться?
– Давай попробуем создать с тобой студенческую семью, - морда еще больше расплылась в улыбке.
– Что?
– отвесила я челюсть. Похоже память мне возвратила, что за образ рыцаря в камуфляже передо мной тут возник - «известный блогер Антоха» с шестидесятью девятью подписчиками (или сколько там их у него?). Респондент из моего единственного живого опроса о проблемах студенческой семьи нарисовался сейчас передо мной. Запомнил пацаненок, получается, меня.
– Я как раз через год поступать буду, - продолжил охмурять он меня.
– В военное. Во Владивосток. В ФСБ. Всегда мечтал. Поедешь со мной?
Угу, именно с ним и именно вот туда. Во Владивосток. Я тоже об этом только и мечтала.
– Но если хочешь, я могу и тут остаться. На гражданке куда-нибудь поступить, - сделал одолжение Антоха, заметив мой скептицизм.
– Нет не хочу, - я все же улыбнулась. Наивная непосредственность и в то же время наглость веселили и умиляли.
– Лучше едь, - запнулась от смеха, - во Владивосток. Не бросай свою мечту.
– Ну во-о-от. А почему?
– У меня есть парень, - пояснила серьезно, словно взрослому. Не стала уж насмехаться над малолеткой.