Адель между тем продолжала:

— Представляешь, он и есть мой ухажер! Он писал эти записки, цветы дарил, духи, ну и сапфиры… Оказывается, ухаживать пытался, но так неуклюже, что я даже не поняла…

— Не может быть… — принялась качать головой Софочка. — Вот это финт… Но это же Жаров… Жаров! Злыдня проклятущая…

Как будто Адель сама не знала, кто он и что собой представляет.

— Как ты с ним смогла переспать… — охала сестра.

— Говорю же, понятия не имею, как это вышло, — засопела Адель. — Ты знаешь, он когда в любви признался, так на меня посмотрел… Ну… Словно я самая лучшая женщина на планете. Я себя впервые почувствовала красивой и желанной в его глазах. Мне так понравилось это чувство! У меня ведь, кроме Велесова, никого не было… Да и с Велесовым в последний год почти ничего не было. Это я сейчас понимаю — любовницу завел, а тогда я думала — со мной что-то не так, несексуальная больше. И тут Глеб со своей звериной страстью…

— Я надеюсь, ты не напридумываешь себе голубых облаков, розовых единорогов и прочего? Глеб не тот человек, на которого ты сможешь положиться, Адель!

— Он встречаться предложил…

— Как мило! Вам по шестнадцать лет? Встречаться он предложил… Я надеюсь, ты ему не поверила? Похоже, он готовит тебе очередную подлянку! Берегись, Адель…

Делиться с сестрой деталями произошедшего резко расхотелось. 

Она не спала целую ночь, всё думала свои черные думы.

По всему выходило, что сестра права: Жаров готовил ей очередную подлянку. Возможно, даже хотел опозорить прилюдно, сделать так, чтобы в глазах коллектива она выглядела девушкой легкого поведения. Адель допускала такую бредовую мысль.

В резкую перемену отношений ей абсолютно не верилось.

Однако стоило вспомнить вчерашнее, как внутри живота всё сладко сжималось, по телу гуляли отголоски пережитого удовольствия. Никогда до сего момента ей не было так хорошо с мужчиной. Если сравнивать Велесова и Жарова по чисто физическим параметрам, у одноклассника с этим делом всё в разы лучше.

«Господи, Адель, о чем ты только думаешь!» — ругала она себя за развратность.

Глеб — привлекательный мужчина, тут спору нет. Он и в школе ей чисто внешне нравился, но она изначально давила всякую к нему приязнь из-за его свинского поведения. И вот теперь он вдруг влюблен?

В любовь Жарова поверить было крайне сложно, проще допустить вариант с подлянкой, только вот зачем тогда было дарить сапфиры? Подлянка подлянкой, а ведь камни-то дорогие. Разве станет кто-то так тратиться ради подлянки? Конечно, у Глеба приличный достаток, но такой подарок — это слишком.

С этими мыслями Адель вошла в офисное здание и привычно свернула на лестницу.

— Привет! — вдруг услышала она его голос и аж подпрыгнула от неожиданности.

— Глеб?! Что ты тут делаешь?

— Тебя жду… Давай заниматься спортом вместе! — усмехнулся он, взял ее под локоть и с важным видом зашагал наверх.

Сколько времени занимает подъем на пятый этаж? Пять минут? Десять? Вечность? Скорее последнее.

Адель казалось, что кожа на руке буквально горела в том месте, где Жаров ее держал.

На выходе с лестничной клетки Глеб вдруг ей улыбнулся. В глазах, конечно, по-прежнему горело что-то дикое, необузданное, а вот краешки губ растянулись. Адель смотрела на его лицо и никак не могла вспомнить, улыбался ли он ей когда-нибудь раньше? Наверное, нет.

А потом Жаров достал что-то из кармана и потянулся к шее Адель.

Та по привычке отпрянула, чуть не стукнулась спиной о дверь, но Глеб удержал ее за плечи:

— Тихо, тихо, убьешься… Я просто хотел кое-что тебе вернуть…

С этими словами он застегнул на ее шее цепочку, и сапфир-капля снова уютно устроился на груди Воробушка.

Адель вспомнила, как положила цепочку с кулоном на стол в лекционной комнате, и больше в руки украшение не брала.

— Я нашел его сегодня утром, поэтому и поджидал тебя на лестнице, чтобы вернуть… — пояснил он. — Не разбрасывайся моими подарками, ладно?

— Глеб… я… — начала она, и тут, как назло, на лестничную клетку вбежала какая-то взъерошенная девица, а за ней еще одна.

— Поговорим в обед, ладно? — предложил Жаров, снова подхватил Адель под руку и повел в бюро. — Ты же пообедаешь со мной?

А потом сделал то, на что, по мнению Адель, был в принципе не способен — наклонился к ней и прижался губами к щеке. Нежно так прижался, будто целовал ребенка. Короткое прикосновение обожгло щеку словно кипятком, и в то же время заставило ее трепетать, будто это была самая интимная на свете ласка.

— Да, пообедаю, — ответила Адель совершенно онемевшим языком.