А потом оставшиеся бомжи сбились в кучу и как попёрли на них - решили взять на понт, не иначе, а Саважу только того и надо было. Он создал нехреновой силы огненный вихрь, и тот вихрь подхватил их всех, и унёс на ту поляну, откуда они вылупились, и там уже рассыпал - что осталось. Лика не хотела бы смотреть - что именно осталось.

Она даже не сразу поняла, что стало тихо. Просто тихо.

На соседней поляне догорали остатки последнего шатра, и - никого живого. Кроме них с Саважем. Лика облегчённо выдохнула, и тут её догнал откат, да какой! Всё тело скрутило словно судорогой, она рухнула на колени - только руки и успела подставить, и её вырвало. Чем там Жакетка утром приносила перекусить.

Опираться на ладони было больно, невероятно больно. На тренировке такой боли не было ни разу, и там почти всегда была Жакетка, она снимала боль, и становилось хорошо. А тут никакой вам Жакетки, спасайся сама, то есть - катайся по траве и вой...

Две руки возникли всё равно что из ниоткуда, они подхватили Лику и поставили на ноги.

– Пойдём-ка, - Саваж её куда-то потащил, она не понимала, куда.

– Зачем? Я тут полежу, можно? И всё станет хорошо.

Дерево, толстое дерево, как десять Лик. Или пять Саважей. Точно, листики резные такие, клёвые. Кажется, это дуб. Такая была картинка. В книжке. Давно, когда Лика была ещё маленькая. Ноги не держали, она снова сползла на землю.

Саваж привалился к стволу дуба, огромному, как башня, и только потому стоял на ногах. Поднял её с земли и крепко прижал к себе. Грязную и замученную. Впрочем, сам он был ничуть не лучше.

– Не смей больше лезть в огонь, поняла?

– Чего не смей-то?
– встрепенулась она и попыталась выпутаться из его рук, но не тут-то было, сил на то, чтобы держать её, у него хватало.
– Что ли плохо всё сделала? Так-то мы всех их положили!

– Замечательно сделала. Без тебя я бы не справился, без твоей силы и поддержки. И мы оба были бы уже мертвы.

– Ну и чего тогда?
– её снова скрутил спазм, но уже сухой.

Он чуть ослабил хватку и снял с пояса флягу.

– Глотни. Только немного, а то хуже будет.

Она глотнула - и закашлялась. Какая-то настойка нехреновой крепости на травах пролилась в желудок и затопила его, и внутренности расправились и перестали бунтовать.

Вернула ему - он тоже сделал глоток, и, похоже, больше во фляге не осталось ничего. Прицепил обратно.

– Так это, чего тебе опять не то?

– Нам повезло, еретики испугались. А могло не повезти, если бы у них там был командующий с головой.

– Ну да, запаниковали и смешались в кучу.

– Именно. А дать им чуть побольше разума - дождались бы, пока мы выдохнемся, и прихлопнули бы нас без всякой жалости. А я не могу допустить твоей смерти. Мир опустеет, если в нём не будет тебя.

Жёлтые глаза смотрели... как никогда. Да вообще на неё так никто никогда не смотрел, даже Анри. Дыхание сбилось, глаза наполнились слезами. Она хотела сказать, что ничего не поняла, но вышел только невнятный вздох.

– Ты чего? Не реви, всё закончилось, до утра нас никто тут не потревожит, а утром мы доберёмся до охотничьего дома.

– Даже Анри по правде нет до меня никакого дела, а он типа жених. А тебе, выходит, есть. Хоть ты и терпеть меня не можешь.

– Почему это ты решила, что терпеть не могу?
– усмехнулся он, но как-то по-доброму.

– Я же того, дурная девка, - прошептала она, вытираясь щекой о его грязный дублет.

– А я - скотина безмозглая. Вот и поговорили, - он продолжал улыбаться, глядя на неё.

– Да ты классный на самом деле, - выдохнула она сквозь слёзы.
– Ты лучше всех поёшь и играешь, ты лучше всех танцуешь, ты лучший из магов, и с оружием ты тоже лучший. И с тобой не страшно.

Его ответный взгляд пронзил её насквозь - о да, именно это он и сделал. Вот как это бывает-то на самом деле.

– Роза сердца моего, - выдохнул он в ответ.
– Чудесная роза. Невероятно колючая, но розе так свыше и положено. И невероятно прекрасная. Невозможно любить розу и не пораниться. И невозможно только любоваться, не приближаясь. Поэтому сердце моё в ранах от твоих колючек, но я рад, что ты есть на свете, что господь сотворил такое чудо.

Что? Что он ей сейчас сказал? Лика разинула рот и не могла издать ни звука - так он её огорошил. А он воспользовался этим, и поцеловал её трепещущие в поиске ответа губы, а целовал он - как душу вынимал, но - непременно даря что-то взамен, наверное - частички своей. «Так зачем мне, право, моя душа, если ей у тебя, мой гость, хорошо.»

Оторвались друг от друга, выдохнули. Лика чувствовала - такое нельзя оставлять просто так, потянулась к его губам, возвратила ласку, как сумела.

– Так это был ты? С розами? А я все твои записки храню.

– Неужели?
– усмехнулся он.
– Угодил, что ли?

Налетел ветер, пошуршал листвой гигантского дуба. Возвращалась отступившая было боль в ладонях, и так сурово возвращалась, что Лика зажмурилась и уткнулась носом в его дублет, а макушкой - ему в подбородок.

– Больно?
– догадался он.