Вообще надо бы спросить утром дорогу - он же знает её, не может не знать - и двинуть себе дальше. Деньги есть, еды она где-нибудь купит, а если вдруг кто нападёт - ну, будет отбиваться.

Вариант, в котором он утром или сам предлагает свалить на край света, или хотя бы поддерживает её идею, и они отправляются вместе, был слишком хорош, чтобы оказаться правдой. Чумка-катастрофа опять влипла.

Но чёрт подери, так прекрасно она не влипала ещё ни разу. Чтобы всё разом - и выигранная битва, и он. Лика никак не могла понять, как его теперь называть. Прежнее прозвище было не про него, это понятно. Друзья зовут его Жанно. Значит, ей тоже надо научиться. А он зовёт её розой...

Егор, тот, который считался её парнем, звал её стандартным «зая». И она поначалу прямо обмирала, когда слышала - потому что других так звали, а её - никогда, а теперь вот, значит, тоже зовут. Но потом это «зая» просто опротивело - особенно после того, как она услышала, что свою бывшую Маринку Беликову он называл ровно так же. Типа, чтобы не париться. Её натуральное имя казалось ему слишком вычурным, а сокращенное -слишком ненастоящим. Лика же считала, что даже Чумка лучше этой «заи», потому что -про неё, а не про какую-то абстрактную девчонку, которая сейчас волей случая находится рядом с ним.

И вот тут - нате получите, роза его сердца. Ни один из известных ей дома парней такого бы не выдумал. Да и если честно, он был круче любого из них. Хоть как посмотри.

И вообще, она теперь понимала, что вместо него у неё было своего рода слепое пятно. Она его старательно не замечала. И почему так? Потому что он ей на самом деле нравился, что ли? И было страшно это вдруг понять? И да, если бы она что-то такое себе подумала и бросилась ему на шею после того, как чуть не сожгла в день знакомства со своей силой, что бы он ей сказал? Уж наверное, ничего хорошего.

И то они умудрялись как-то общаться - о танцах или о музыке, или ещё по каким делам.

Слухи говорили, что он неисправимый бабник и непревзойдённый любовник. По первому пункту он, правда, сказал, что завязал, потому что все они, оказывается, не то, что бы ему хотелось. А что до второго, то авторитетного мнения-то у неё и не было, не считать же авторитетом дурную Туанеттину камеристку Мари? И придворных дам Марго?

Друг моего жениха? Изменить жениху с его другом? Бред какой-то, мыльный сериал. Но она же решила, что нет никакого жениха? И что парень, у которого старая любовь всё никак не заржавеет, в качестве жениха ей совсем не нужен? Значит, она свободна, и всё тут. Тьфу, короче.

Лика поднялась, засветила пару магических шариков и пошла проведать коней, которых вообще кормили, но оставили ещё по яблоку. Или сейчас, или наутро. Кони дремали - у них тоже был нелёгкий день, они хоть и учёные-привычные, но бой им совершенно не понравился. Спите, хорошие мои, яблоки съедим завтра.

Она тихо подошла и глянула на Жанно. Спит, но на лбу у него дрянная ссадина, и из неё что-то сочится. Ссадина ещё после боя, просто ни у кого руки не доходили. Лика нашла в поясной сумке кусок пропаренной тряпочки, взяла флягу с вином, которая была заполнена ещё наполовину, вымочила тряпочку и осторожно села сбоку от него. Подышала на свой импровизированный тампон, чтоб не был слишком холодным, и принялась чистить ссадину - как могла легко и аккуратно.

– Что это ты делаешь?
– блеснули в свете шариков желтые глаза.

Ну да, глупо надеяться не разбудить.

– Да иду мимо, смотрю - кто-то ободранный лежит, дай, думаю, почищу, - хмыкнула она.

– Чем это ты чистишь?
– заинтересовался он.

– Пропаренная ткань плюс вино.

– Ты и тут во всеоружии, - выдохнул он изумлённо.
– Брось, к утру затянется. Я хорошо регенерирую.

– Грязь уберу и брошу. Ты ж не знаешь, кто в той речке живёт и как с твоей содранной кожей подружится. Может, решит остаться жить у тебя на лбу. И всё, капец, заражение. Тебе оно надо?

– Нет, конечно, завершай, - он поймал её свободную руку и поцеловал ладонь.

Внутри от того поцелуя стало жарко.

Лика быстро закончила, сунула тампон в карман сумки, где уже лежал один такой же на сжигание, и обернулась к нему.

– Завершила.

– Благодарю тебя, - он взял обе руки.
– Скажи-ка, а ты почему мокрая? Ты что, в воду полезла в сорочке?

– Нет, я её потом прополоскала, очень уж противная была. А на себе ж быстрее сохнет.

– Откуда ты знаешь, роза, что на себе быстрее? Но это сейчас не важно. А вот скажи, ты у нас, я вроде слышал, неплохой огненный маг, или кто? Почему просто руками не высушила?

– Потому что или кто, - вздохнула Лика.

До такой простой вещи она тупо не додумалась. А сто раз видела, как Жакетка это делает.

– Что ж, значит, будем тебя спасать, - усмехнулся он.

Сел сам и посадил её на колени. Ох, и как же теперь что - он вообще раздет, она только в рубахе, и то - в мокрой?

А он будто и вовсе об этом не думал. От его ладоней струилось тепло, и он неспешно вёл их - по её плечам, по рукам, по спине, вот одна переместилась на грудь, легко погладила. Лика вздохнула. Везде, где побывали его пальцы, щекотились мурашки, тепло перебиралось с его пальцев прямо куда-то к ней внутрь. От ткани шел пар. А рука спустилась ниже - к животу, и вторая - к пояснице, и легко коснулась через ткань её ягодиц. Пальцы пробежались по боковым швам - и правда, швы сохнут дольше всего. По рукавам и не завязанным манжетам. Снова спустились к животу.