Шрифт:
– И по какой такой важной причине ты оторвала меня от массажа? – спрашивает, а у меня от одного его голоса дрожь проходит по телу. Собственная реакция на него, пожалуй, злит едва ли не больше, чем его поведение.
– Что тебе от меня надо, Богдан? Какова твоя цель, разрушить мою семью и мою карьеру?
– Раз у тебя есть ответы на все вопросы, зачем ты сюда заявилась? – иронизирует он, а я в замешательстве наблюдаю, как он бросает полотенце на пол и без всякого стеснения натягивает боксеры, а затем принимается за брюки.
Ну да, конечно, чего я там ещё не успела разглядеть. В горле пересохло и стало неожиданно жарко. Я не могла припомнить, когда последний раз занималась сексом с мужем, но, откровенно говоря, напор воды в душе доставлял мне порой куда более яркие оргазмы, чем Олег. И всё же… это было совсем не то, что нужно.
Я едва сдерживаю себя от потребности зажмуриться и стереть с роговицы глаз картинки нашего секса, всплывающие откуда-то из прошлой жизни. Только завершение этой жизни похоронено на кладбище с именем Евстигнеева Дарина Александровна. Мне не хотелось давать ей отчество ни Богдана, ни собственного отца, и я выбрала первое пришедшее в голову, не вызывающее ассоциаций ни с одним мужчиной в моей жизни.
– Мне нужно время, я пришла за ним, – поясняю, пока Скуратов смотрит на меня своими холодными серыми, кажется абсолютно лишёнными эмоций глазами. – А потом можешь продолжить своё любимое занятие по разрушению моего существования.
Он молчит, лишь вынимает из пиджака пачку сигарет и закуривает. Я вдруг ощущаю аналогичную потребность снять немного напряжения, поэтому, подойдя ближе, забираю у него из рук упаковку неизвестной мне марки табака и вытаскиваю из неё сигарету под его удивлённым взглядом. Богдан даёт мне прикурить, и я втягиваю в лёгкие такой крепкий, концентрированный дым, что глаза начинают слезиться.
– Это тебя не касается, – отвечаю, не намереваясь делиться с ним своим намерением закрыть дело с маньяком и уйти на покой. Не хватало давать ему лишние рычаги воздействия.
Грубо. Невыносимо грубо Скуратов сжимает в кулаке мои волосы, притягивая меня к себе на таком расстоянии, чтобы я могла глазами, полными слёз, видеть отражение злобы в его взгляде.
– Запомни, Бэмби, твоя жизнь принадлежит мне, и только мне решать, что меня в ней касается, а что – нет, – доходчиво объясняет он мне сквозь стиснутые зубы.
Смотрю на него, и огонь ненависти разгорается в груди с новой силой, готовый вот-вот испепелить меня, оставив после лишь растёртый в пыль прах.
– Как жаль, что ты не сдох там, за решёткой. Ты даже не представляешь, как я желала этого все минувшие годы, – шиплю ему в лицо ядовитой змеёй, мечтая увидеть в его взгляде отголоски моей боли.
И если секунду назад передо мной стоял делец, решивший, что он купил мою душу, то теперь меня держит в лапах бандит, которому ничего не стоит пустить мне пулю в лоб. А лучше в сердце.
Богдан разворачивает меня так, что моя задница прижимается к его письменному столу, и, глядя мне в глаза, по одной расстёгивает пуговицы на моей белой хлопковой рубашке. Из пальцев выскальзывает сигарета и падает на пол, а я мечтаю, что случится пожар и всё это закончится.
– Я тебе сейчас напомню, что значит жалеть о том, что я не сдох, – уверяет до жути спокойно, и единственное, о чём я жалею, это о неумении вовремя прикусить язык.
Я и двенадцать лет назад его не знала, а теперь и подавно, поэтому у меня возникают совсем не радужные перспективы. В голове звучит хор мужских голосов, пропевающий «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», в тот момент, когда я ударяю по яйцам Богдана, не ожидающего такой подлости от меня, и бегу в направлении выхода. «Слабо ударила, недостаточно, чтобы оставить его дезориентированным», – думаю я в ту самую секунду, когда он настигает меня и валит на пол.
– Всё, ты доигралась, – зло произносит Скуратов, перевернув меня на спину и оседлав. Он сжимает мои запястья одной рукой, а другой рвёт оставшиеся пуговицы на рубашке.
Смотрю на него одуревшими от страха глазами. Я не хочу так.
– Богдан, пожалуйста, не надо. Только не так, – пытаюсь увещевать его, замерев и прекратив сопротивляться. Лишь бы он взглянул в мои глаза, но его взгляд направлен в вырез моей распахнувшейся рубашки к телесному бюстгальтеру из тонкого кружева. Я не собиралась раздвигать перед ним ноги, но в красивом белье всегда чувствовала себя увереннее.
– Мне плевать, чего ты хочешь, Ульяна, но ты если просишь о времени, то придётся за него заплатить, – он всё же возвращает взгляд к моему лицу, и я чувствую, что он вовсе не шутит. Эрегированный член так натягивает ткань его брюк, что я почти могу рассмотреть очертания головки. Я вновь начинаю извиваться, потому что меня вовсе не радует заниматься сексом с тем, кому не нужно на это моё согласие. У нас с ним не выходит ни по-хорошему, ни по-плохому, и я понимаю, что буду биться до последнего.