— Нет. Видно, судьба. Не иначе… Позднее. Это тебе сам Зверь может рассказать, если захочет. Не моя эта история уже. Я в ней только эпизод.

— Эпизод, ставший сейчас большой частью головоломки.

— Возможно, — легко соглашается Ризван. — Так что не враг я тебе. Но и не друг. Должник.

— Но я жива…

— Да. Но чувство, что должен, уже не вырезать. Как ни старайся. Оно в крови.

Пауза повисает. Молчание тягучее. Томительное. Так много мыслей, что почти больно. Внутри ломотой и чувствами неясными. И жалостью, и потрясением, и какой-то неизъяснимой благодарностью.

— Поэтому у тебя жену Ариной зовут?

Кавказец вздыхает.

— Будем считать, что мне всех Арин, попавших в беду, спасать было охота. Одну спас. Женой моей стала, — улыбается.

— Потом легче стало?

— Не особо. Ведь та, что младенцем была, мёртвой виделась. Крохотной и мёртвой. Кожа синяя. Лёд вместо глаз.

Я встаю и расстояние преодолеваю между нами. Ризвану лишь слегка голову задрать приходится, чтобы на меня посмотреть.

— Смотри, — говорю, смаргивая слёзы внезапные. — Я живая. Там льда нет.

— Живая, бойкая… — кивает, выдыхает более расслабленно. — Спать иди. Ерунду в голову не бери. У меня к тебе не то отношение, чтобы Зверь на меня ревностью плевался. Не то… Но сказать ему уже поздно.

— Но если рано или поздно известно станет. Он будет зол?

— Вот когда станет, так отвечу за свои дела и молчание. А пока я ничего менять не желаю. Мне этой дорогой ещё долго идти, чувствую. И раньше времени из-за глупости сходить с неё не собираюсь.

— Хорошо, — говорю после недолгого молчания. — Тогда я могу спать спокойно?

— Можешь, — усмехается, поднимаясь следом за мной. — Настолько спокойно, насколько это возможно, учитывая окружение.

— Хороший ответ. Главное, честный…

Мы молча поднимаемся по лестнице. Присутствие Ризвана немного успокаивает меня.

— Я рада, что у меня есть хотя бы один друг. Спасибо.

Обернувшись через плечо, успеваю заметить, как губы кавказца расплываются в широкой улыбке.

— Настя была бы рада узнать тебя.

— Говоришь так, как будто не знала… — сомневаюсь. Догадка тут же опаляет. — Значит, ты не всё мне рассказал?

— Для одного очень позднего вечера, нет… даже ночи, — поправляет себя. — Информации достаточно, — показывает рукой на дверь спальни. — Тебе пора.

— Да, пора.

Но уходить не тороплюсь. Опираюсь спиной на дверь. Брови Ризвана заламываются высоко:

— Ты чё, Арина, решила сегодня бунт в младшей детской группе устроить? Спать иди!

Посылаю мужчине улыбку. Теперь окончательно ясно, что он во мне ребёнка видит. Не более.

— Исаевы. Ты хорошо их знаешь? — спрашиваю.

Ризван хмурится.

— Терпеть не могу поднимать темы выгодного родства и всю эту мишуру. Я к этому делу непричастен. Маленький человек без связей, — улыбается. — Знаешь, это даже хорошо, можешь сам выбирать…

— Не отходи от темы, пожалуйста. Арес сказал, что они хотят породниться с Рустамом. На что они готовы пойти ради этого?

— Не понял.

— Мадина Исаева угрожала…

— Угрожала? — с неожиданно сильной эмоцией спрашивает Ризван.

— Не то, чтобы угрожала, — исправляюсь, не желая оболгать понапрасну. — Но вскользь проронила, что моя беременность может прерваться в любой момент. Хвалилась, что позаботится о моём месте в этом доме. Мол, долго я не задержусь, если стану пустышкой, — рука сама взметается вверх в защитном жесте, накрывая живот.

— Зверь в курсе?

— Думаешь, он со мной обсуждает визиты своей именитой невесты? — последнее слово выплёвывается с неожиданным ядом. — Я хочу знать, чего от них ожидать. Положение у меня незавидное, да и защиты никакой…

— Ошибаешься, — Ризван сжимает плечо пальцами, поглаживая. — Зверь не позволит обидеть вашего ребёнка. Он узнает о словах Мадины. Даю слово.

— Спокойной ночи. И я хочу знать всё. О маме. Кроме тебя, больше некому рассказать.

— Ошибаешься. Есть ещё отец. Но не уверен, что ты ему нужна. Он больше всех за себя переживает. Такова натура — одиночка.

Про Пороха и хочется что-то узнать, и одновременно страшно открывать дверь этого склепа.

— Спасибо за разговор. Теперь я точно смогу спать без кошмаров, — говорю с громадным облегчением.

Знаю, что всюду камеры понатыканы, поэтому не решаюсь на большее, чем накрыть громадную руку Ризвана своей. В ответ сжимает мою ладонь горячими и натруженными пальцами. Теплота приятная по всему телу расползается. Рядом с Ризваном мне спокойно. Как в доме у дедушки Лёши зимой, когда за окном мороз, но дом всегда жарко натоплен.