Капля крови из пальца падает на белый лоб девочки. Затем на смуглый – Леррана. Они не спят. И глаза у них не стеклянные. Но нет испуга – словно всё со стороны происходит.

Айбин рисует ритуальные узоры собственной кровью. Опутывает ими лицо и руки, чтобы не чувствовали болезненных уколов в самом нежном месте с обратной стороны локтя. Там, где жила мягкая и большая.

Он не смотрит по сторонам. Ловит эмоции, напряжение, накал – и становится сильнее, увереннее, точнее. И жажда, полоснувшая было горло, отступает, перестаёт существовать.

В груди растёт ликование. А ещё – могущество, словно он бог – не меньше. Существо, способное поворачивать реки вспять. Заставлять небо плакать дождём зимой и снегом – летом. Казнить. Миловать. Воскрешать. Разрушать древнее проклятье.

Айбин оборачивается к Нулаю и встречает спокойный взгляд. Рукав рубахи закатан, предплечье обнажено. Тонкими гибкими пальцами прикасается кровочмак к лицу мага. Ведёт линии к шее, где пульсирует толстая жила. Задерживается на миг, улыбается хищно. Но страха не чувствует. Может, Нулай единственный в комнате, кто не боится того, что происходит, а чувствует правильность. Непогрешимую точность.

Айбин касается губами кожи у обратной стороны локтя. Лёгкий укус – и рот наполняется солоноватой влагой. Горло на миг снова накрывает лютая жажда. Глотнуть. Прокатить огненным наслаждением кровь по горлу. Но это только миг. Слабость, которая над ним не властна. Это он теперь сам решает, кем ему быть и ради чего жить. Разрушать или созидать себя.

Он прикладывает губы к тонкой коже девочки, что измучена смертельной болезнью. Туда, где сейчас живёт крохотная открытая ранка. А затем начинает по капле отдавать чужую кровь. Кровь дракона, которая способна исцелить. Избавить от проклятья.

Вначале розовеют щёки. А затем тело выгибается дугой – в невероятно сильной судороге. Из груди малышки вырывается хриплый стон, похожий больше на мучительный крик.

Как хорошо, что все молчат. Не шевелятся. Крепкая рука Геллана удерживает сестру. Толчок. Тело выгибается ещё сильнее, почти на невозможную высоту, а затем, обмякая, падает на ложе, подрагивая всеми мышцами.

– Держи её крепче, стакер, – командует Айбин властно. – Пусть она чувствует пульсацию твоей жизненной энергии и тянется. Это поможет ей выкарабкаться.

А пока они борются, он займётся смуглым красавчиком. Он уже знает, чего ожидать, готов и спокоен, насколько это возможно. Но его тело реагирует по-другому. Впадает в оцепенение. Проваливается в небытие. Почти пересекает грань.

Слишком много чёрного внутри. И кровь такая же у него – словно испорченная. И она не поддаётся на драконову кровь – поглощает её и не очищается.

Айбин смотрит в глаза Нулаю. Тот понимает всё без слов.

– Попробуем ещё? – спрашивает устало.

– Попробуем, – кивает маг.

Леванна Джи гладит пальцами запястье Леррана. В глазах её – непролитые слёзы. Она тоже чувствует, как по капле уходит жизнь.

Они сделали это раз и ещё раз. Уставшие. Обессиленные. Истерзанные. Маленькая Мила пришла в себя, а Лерран уходил всё дальше. Туда, где светился призрачным светом Небесный Тракт.

Никто не понял, как это случилось. А только слабая беспомощная Мила обхватила руку Леррана тонкими пальчиками. Сжала их так сильно, как только смогла.

В глазах её полыхнуло золотом. А тело Леррана подбросило вверх. Тёмная пена пошла изо рта. На миг подумалось: это конец. На самом деле, это было начало. Возвращение.

– Что ты творишь, девочка, – недовольно пробормотал Айбин и провёл ладонью над её лицом. Но Мила, хоть и беспомощная, светилась. Без сомнений: в ней не осталось ни болезни, ни проклятия.

– Спасаю его, – прошептала, сжимая пальцы ещё крепче. – Он делал это для меня. А теперь моя очередь.

Тонкая рука ходит ходуном от напряжения. Айбин прикидывает, как бы отцепить её от Леррана. Уже нет необходимости делиться силой.

– Оставь её в покое, Айб, – просит Нулай, – она моя дочь, и ей уже ничего не грозит.

Айбингумилергерз, первородный кровочмак по отцу, замирает, прислушиваясь к дыханию людей, что находятся в комнате. Айб… он должен это пропустить мимо ушей? Глотнуть панибратство? После Черрона Дирайи принять новый союз?

– Дочь?.. – переспрашивает так, словно у него и впрямь нелады со слухом.

– Дочь, – говорит так сурово и твёрдо, что будь Айбин человеком, – мурашки по коже бы побежали табуном.

– Леррана ты тоже усыновишь? – косится он на красавчика, что начинает приходить в себя. Дышит, как животное, мокрый от слабости и бледный, как умертвие.