– Все, идите. Ребенок, задержись.

Мужчины ушли, а мы остались вдвоем.

– Сядь, - буркнул он, кивая в сторону стула, - смотреть тошно.

– Не смотрите!

– Ага, отвернешься, и ты разнесешь здесь все к едрене фене. Ты себя со стороны видела? Всклокоченная, мокрая, словно кошка из проруби. То напиваешься в стельку, то с мужиками обнимаешься, то грабежом не брезгуешь. Шпана замоскворецкая, ну никак не педагог.

– Это было исключительно ваше решение, я не стремилась преподавать. И перестаньте меня оскорблять. Чтобы я сейчас ни делала, - во всем вы виноваты!!!

– А ты не при чем, тебя, твою мать, вынудили. Тебе на хрен по жизни ничего не надо, плывешь как дерьмо в проруби!!!

Я отвернулась, сдерживая слезы. Обидно слышать его оскорбления и не имея возможности уйти.

– Все, подбери сопли. Признаю, перегнул палку. Да хватит реветь!

– Что вы хотите, Учитель? Зачем вы меня мучаете?

– Я не мучаю.

– Тогда зачем все это? Поиграться захотелось? Ну так что мешает? Вы же человек без морали, не поверю, что стародавние обещания мелкой девчонке для вас преграда!

– Заткнись!!!

Я сжалась в стуле, боясь смотреть на него. Слышала, как он встал, направился ко мне. Мгновение, и меня выдернули наверх и прижали к груди.

– Не смей больше не только говорить, но и думать об этом. Ты поняла, Ребенок? Прости, погорячился, перегнул палку.

– Отпусти меня.

– Нет. Давай договоримся. Ты дочитываешь вводные лекции, и я отпущу тебя, если правильно ответишь на один вопрос. Ты начала весьма ударно, студенты ждут с нетерпением. Только давай без членовредительства. Как оказалось, даже у здравомыслящих мужиков рядом с тобой и под воздействием твоих гхм... шалостей мозги отключает.

– Не хочу.

– Знаю. Но лень и планктонное существование буду выбивать из тебя. Ты можешь больше. И я заставлю тебя через не хочу и не могу.

– Убегу!

– Попробуй. Найду и верну, - он хмыкнул, - мне даже интересно, что вы там с Че нахимичите, что не откажу себе в удовольствии понаблюдать.

– А мешать?

– Если только совсем скучно станет. Или попытаешься выйти на Модера. Так что развлекайся, но под моим присмотром. Успокоилась?

Он отстранился и внимательно осмотрел меня:

– Жесть, Ребенок, краше в гроб кладут.

А дальнейшее его действие вызвало у меня ступор. Он достал большой носовой платок и начал вытирать круги под глазами, причем весьма профессионально. Я настолько была ошарашена, что не сопротивлялась.

– Ну вот, хоть на человека стала похожа.

– Вы бы еще высморкаться заставили, - хихикнула я.

Он задумался, потом сложил платок и зажал мне им нос:

– Давай!

– Вы издеваетесь?
– прогундосила я, пытаясь вырваться из захвата, но даже одной рукой ректор спокойно удерживал меня возле себя.

Он слегка потянул за нос.

– Давай, Ребенок!

Пришлось слегка сымитировать. Он покачал головой и вновь дернул за нос:

– Сильнее.

Пришлось слегка сильнее выдохнуть. От стыда я почувствовала как краснею. Учитель тоже заметил и противненько захихикал:

– У тебя уши покраснели, ты через них что ли сморкаешься? Не дури давай.

Выбора не осталось. И вот стою я вся пунцовая, а Джокер, ржа, сворачивает платок и бросает его в мусорку:

– Маленькая, а соплей даже больше, чем дури. Пошли обедать, осталось всего полчаса.

Он положил руку на плечо и повел в столовую.

В коридоре сновали студенты, бросая любопытные взгляды на нас, а Джокер, как ни в чем небывало обнимал меня за плечи.

– А обязательно обниматься?

– Так безопасней для окружающих.

Возле входа в столовую ректор притормозил, окинул меня оценивающим взглядом и пригладил взъерошенные волосы:

– Готова?

Испуганно сжалась, поскольку тон мне не понравился. Однако Джокер не стал дожидаться ответа, а открыв дверь, втащил меня туда.

– С почином!!!
– гаркнула столовая, и раздались залпы.

Лишь твердая хватка Учителя удержала меня на месте. Стреляло шампанское.

– Я бы даже сказал, с искрометным почином!
– хмыкнул Джокер и слегка подтолкнул, - иди, это твой день.

Я нерешительно сделала шаг вперед и замерла. Бокалы уже наполнили и все тридцать преподавателей протягивали мне свой. Подозревая подвох, растерянно оглянулась на Джокера, который прислонился к притолке.

– И что я должна сделать?