– «Горько» еще не кричали, – возразил Андрей.

– Так и не было повода, – заметила Катя.

– Так это можно исправить, – сказал Андрей, прижав Катю к себе, и стал целовать в щечки и в губы.

– Ну, хватит, Слон! А то до Хальмер-Ю ты превратишь меня в воблу.

– Катя, но мы, кажется, едем в Воркуту. Про Хальмер-Ю ты ничего не говорила.

– Воркута, Андрей, это главное направление. В Воркуте мы пересядем на другой поезд и поедем в Хальмер-Ю.

– А дальше, я так понимаю, – сказал Андрей, – на собаках или на оленях мы двинем, как минимум, на Тикси…

– Нет, Андрей, из Хальмер-Ю, если сложится все благополучно, мы двинем в Анадырь. Это, Андрей, очень далеко, очень трудно и чрезвычайно опасно. Не все могут это пережить и не все могут выжить, большинство погибают в пути. Если есть сомнения или страшно, то проводишь меня до Хальмер-Ю. А оттуда вернешься в Москву.

– Катя, я принимаю тебя со всеми твоими негативами и позитивами и никогда с тобой не расстанусь.

– Нас с тобой, Катя, связывают любовь и свобода, – сказал Андрей. – Любовь и свобода – это то, ради чего стоит жить. Раде чего я готов пройти с тобой трижды в Анадырь и обратно. Давай ужинать. Выпьем за свободу, за прощание с родителями, за дорогу, за любовь!

Андрей взял гитару. Рутинные философские разговоры, изысканная фразеология сменились на лирику, хохот от сказанных впопад и невпопад слов, смешные анекдоты… Время летело впереди поезда. Позади давно уже остались Котлас, Ухта, Печора. Поезд то пыхтел на затяжных подъемах, то летел, как ветер, догоняя время, упущенное на подъемах и разъездах, пропуская поезда с лесом, углем и пассажирами.

Едкий угольный дым паровоза, с горьковатым привкусом, прорывался в купе, разбавляя запахи, коктейль сладких московских конфет и аромата французских духов. Вокруг необъятные просторы тундры. Кое-где виднелись утонувшие во мху и карликовых березках давно заброшенные бараки бесчисленных лагерей заключенных. Цель приближалась, дни резко сокращались. Солнце выходило и тут же пряталось, как будто выглянуло, чтобы поприветствовать, махнуть рукой и уйти на покой.

В вагонах становилось прохладно. В каждом вагоне осталось с десяток пассажиров. Женщины копошились в чемоданах, доставая теплую одежду, а мужчины, искоса поглядывая на жен, доставали последние запасы «Вологодской». Кондуктор начал растапливать печь. Крупные города давно остались позади. Вагоны опустели. Катя надела подаренную мамой в дорогу толстую кофту из оренбургского пуха и теплые носки. Андрей, наоборот, разделся до майки. После фужера коньяка Андрею стало жарко. Тем более, Кате нравилось рассматривать его играющую мускулатуру. Она смотрела на Андрея и мечтала родить такого же сильного и мускулистого сына. Такого же высокого, смелого, красивого, как Андрей. Катя была счастлива. Перед ней сидит мужчина, которого можно встретить только в книгах, и он принадлежит ей одной. Она была уверена, что Андрей ее любит. И ради нее готов на все. Катя пришла к выводу, что больше нет никаких оснований откладывать тот момент, который соединит их судьбу не только чувством и сердцем, но и телом, и кровью.

Катя вспомнила свой план, а также напутствие мамы, решила, что пришло время покончить с детством. Тем более, что они находятся посредине пути, на пороге судьбы и в начале своей новой жизни. Андрей сидел напротив Кати, под гитару напевал ее любимые романсы и утопал в ее божественной красоте. Катя встала со своего места, села рядом с Андреем, обняла его своей левой рукой вокруг шеи, положив руку на его левое плечо. Впилась своими огромными глазами в его глаза.

– Андрей, – спрашивает Катя, – хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь?

– Скажи, Катя.

– Ты сейчас думаешь о том, как бы быстрей покончить с двоевластием. Твои руки трясутся сыграть что-нибудь революционное и тут же приступить к государственному перевороту.

– Ты угадала, Катя. Для тебя эта загадка была самой легкой в твоей жизни. Потому что на моем месте, находясь в одном поезде, в одном купе с девушкой божественной красоты, один на один, да еще и в тундре, только клинический идиот или законченный импотент мог бы думать о чем-нибудь другом, но не о захвате власти.

– В начале нашего пути я тебе говорила, что для женщины нужен плавный, мягкий переход от нежных отношений к страстным и грубым. Этот этап мы с тобой уже прошли. Я согласна выйти за тебя замуж и клянусь тебе в вечной любви и преданности тебе одному. Я готова свои слова подтвердить перед богом и расписаться за сказанное мною своей кровью.

Андрей слегка повернулся к Кате, подложил свою левую руку Кате за спину, правой рукой прижал ее голову к своим губам и покрыл ее сотнями поцелуев: плечи, шею, лицо, губы и все, что было открыто и доступно. Катя уже коснулась спиной матраца и подушки нижней полки и почувствовала на себе тяжелое, но близкое, родное и долгожданное тело Андрея. В доли секунды голова Кати оказалась намного ниже подбородка Андрея. Обхвачена и зажата мощными руками, придавлена к постели, полностью закрыта широкой грудью и могучими мускулистыми плечами. Катя уже не могла шевельнуться. Еще минуту назад сильная и властная, Катя почувствовала себя слабой, беспомощной, покорной. Все смешалось в кучу: любовь, страсть, желание, разочарование, обида, злость.

Резкая сильная боль в нижней части живота перевесила чувства в пользу негатива, добавила разочарования. Катя почувствовала себя искомканной, растрепанной, раздавленной куклой: «А где же нежность, где же ласка? – промелькнуло в ее голове. – Это и есть вершина любви? Нет, – думает Катя, – это, скорее всего, вершина варварства и уничтожение человеческого достоинства». Ей хотелось вырваться, убежать домой и покончить раз и навсегда с этим мужланом. Но это было невозможно. Ей казалось, что на нее наехал настоящий гусеничный трактор, и она не могла даже шевельнуться. Тут Катя вспомнила наставления мамы во время посадки на поезд. «Катя, если во время деликатного мероприятия ты почувствуешь себя раздавленной и уничтоженной, если почувствуешь себя не человеком, а куклой, что бывает со многими женщинами в таком положении, или возникнет к нему ненависть за грубость за причиненную боль, то это временное психическое расстройство, возникшее в ответ на резкое изменение отношений из очень нежных на очень грубые, ранее никогда неиспытанных, это быстро пройдет после окончания мероприятия. Не вздумай протестовать, закричать, оскорбить и тем более ущипнуть, укусить, ударить. Он все равно свое дело доведет до конца. Но потом, в случае твоего грубого поведения, он может относиться к тебе грубо и неуважительно. Самая лучшая позиция – неопределенность. Это значит то, что, когда ты будешь прижата к постели, твои руки будут свободны и находиться у него за спиной, ты можешь не очень сильно бить его кулаками по спине. В таком твоем поведении есть два положительных эффекта: с одной стороны, ударяя его, ты будешь сливать свою обиду и злость, а с другой – он будет думать, что ты его бьешь любя, компенсируя скромность. Если же в тебе отрицательных эмоций не возникнет, то ничего придумывать не нужно. И все окончится мирно, любезно. С этого времени ты начнешь качественно новую жизнь – жизнь обычной женщины, жены, мамы, а потом и бабушки».