«Шутя, любезно, – думает Катя, – если бы я могла, я бы этот трактор, который ездит по мне, как по пахотному полю, разобрала до последнего винтика и выкинула бы в окно. Пусть бы проветрился, а то своим потом залил уже меня всю. Пусть только закончит свое черное дело, пусть я хоть чуть-чуть смогу шевельнуться, я ему покажу, как нужно брать власть. Но не бойся – начнет подлизываться».

Вдруг Андрей неожиданно задергался и всем телом навалился на Катю. Катя вспомнила маму. Подумала, что ей пришел конец. Но Андрей быстро сполз коленями на пол купе, стал целовать Катин живот. Потом накрыл Катю простыней, сам сел в ногах. Катя продолжала лежать на спине, отвернув голову к стенке купе. Ей не хотелось ни разговаривать, ни шевелиться. Она молила бога, чтобы все закончилось и больше никогда не повторилось.

Андрей сидел на Катиной постели возле двери. Оба молчали. Что говорить, что делать, как себя вести после случившегося, никто из них не знал. Андрей, положив Катины ноги на свои колени, легонько массажировал ей пальцы и ступни ног. Он знал, что Катя в шоке. Массажируя Кате ноги, он показывал, что он Катю любит и жалеет. Спустя пятнадцать-двадцать минут Катя попросила, чтобы Андрей ее пропустил, что ей нужно выйти. Андрей спокойно опустил Катины ноги на пол. Слегка запустил свои руки под мышки за спину Кати, помог ей подняться.

Катя взяла со стола чайник с теплой водой, вышла из купе, пошла по коридору в сторону туалета. Вагон был почти пустой. Кондуктор спала в своем служебном купе с приоткрытой дверью. Катя зашла в туалет и стала проводить процедуры гигиены. Первое, что она увидела – это кровь и слякоть. Но теоретически Катя знала, что взятие власти без крови не обходится. При взятии власти главное – физическая победа: завладеть имуществом, телом, территорией. А душа всегда остается за кадром. Катя вышла в тамбур, чайник поставила на пол, открыла дверь вагона, открыла платформу ступенек. Держась за ручку, спустилась на самую нижнюю ступеньку, стала лицом по ходу поезда.

Было светло, над горизонтом еще светило солнце. Поезд мчался по безмолвной тундре. В лицо дул сильный холодный ветер, неся с собой мелкие частицы несгоревшего угля, сажи и едкого дыма, клубами вылетающего из черной трубы паровоза. Колеса ритмично стучали на стыках рельсов, как будто выговаривали: так тебе и нужно – так тебе и нужно – так тебе и нужно.

Слегка покачивались шпалы, как бы в ритм колес, покачивая головкой влево и вправо, подталкивали – смелее, смелее, смелее. Но шпалы ошибались. Катя стояла здесь не для того, чтобы прыгать. Это не тот случай. Да и Катя не тот человек, что бросается с поезда. Кате в этот момент хотелось только сильного и холодного ветра. Ей казалось, что ветер ее остужает, исцеляет, выдувает из нее весь негатив, освежает мысли и сердце, и ей становилось легче. Поэтому хотелось еще более сильного и более холодного ветра.

Через некоторое время ее кожа стала морщиться, а все тело стало цепенеть. Под ногами мелькал щебень, сливаясь в сплошное серое полотно. Катя почувствовала легкое головокружение. Она крепко вцепилась двумя руками за ручки вагона и с трудом вошла в тамбур. Взяв свой чайник, Катя пошла по коридору вагона в направлении своего купе. Вагон был по-прежнему пустой. Катя осмотрелась вокруг. Потом осмотрела себя и с ужасом обнаружила, что она в ночной рубашке. Мало того! Рубашка в нижней части, сзади и спереди, в кровавых пятнах. Катя буквально взорвалась от злости. «Идиот! А он что, не видел, в чем и в каком виде я выходила! Сейчас влечу в купе и разорву его на мелкие кусочки!»

Катя открыла дверь купе и уже хотела наброситься на Андрея со своими крохотными кулачищами. Андрей стоял возле столика, смотрел на Катю и весело улыбался.

– Так вот ты какой! Мало того, что ты со мной сделал, еще и насмехаешься!

Но Андрей, не обратив внимания на ее слова, стал ее поздравлять:

– Катя, дорогая, моя божественная красавица, поздравляю тебя со светлым и радостным праздником! Ты сегодня пополнила семью славных, умных, красивых советских женщин. Среди миллионов женщин ты выделяешься так, как выделяется луна среди миллиарда звезд на синем ночном небе. Пролетит немного времени, и ты станешь мамой, а я буду счастлив стать отцом твоего и своего ребенка. Я буду самим счастливым отцом и мужем, а ты будешь моей путеводной звездой и моим солнцем, согревающим мое тело и сердце.

Андрей повернулся к Кате боком так, чтобы Катя могла увидеть столик, который он закрывал своей спиной. На столе стояла бутылка и два полных фужера с коньяком. Андрей взял два фужера, один подал Кате:

– Катя, давай выпьем за нашу любовь, за нашу счастливую семейную жизнь! Я пью за тебя, за твою смелость, за то, что у тебя не дрогнула рука расписаться кровью за нашу семейную жизнь и вечную любовь.

Катя взяла фужер:

– За это стоит выпить!

Катя залпом выпила фужер. Андрей подал ей шоколад, но она покачала отрицательно головой. Андрей застыл от удивления и с любопытством смотрел в ее глаза.

– Ну, что смотришь, наливай! – Катя протянула Андрею свой фужер.

– Катя, ведь ты так много никогда не пила. Ты опьянеешь!

– Но я и женщиной тоже никогда не была… А опьянела я давно, еще час тому назад, от твоей любви. Ты разве не заметил, в каком виде я вышла из купе и поплелась по коридору? В общественных местах в каком виде могут ходить только сильно пьяные. Хорошо, что пустые вагоны, да никто не встретился.

– Прости-прости, дорогая, – оправдывался Андрей, – я сам был в шоке. Я смотрел на тебя и ничего не видел!