Его темные волосы грациозно ложились на скулы и гранит его челюсти. Мужчина до сих пор был одет в черный свитер и джинсы, и со своими блестящими глазами, следящими за ней, он больше напоминал ей охотящуюся пантеру.

Найл замер в паре сантиметров от нее и оглядел ее в молчании, которое вовсе не было тихим, наоборот, раздавалось подобно грому, и Хлоя удивилась, почему молодой человек за стойкой не прикрыл уши ладонями.

И только она приоткрыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, чтобы разорвать это осязаемое напряжение, как Найл взял ее за локоть.

– Идем.

Он повел ее к лифтам. Пока они поднимались, его взгляд осматривал ее с ног до головы, хотя он по-прежнему сохранял молчание. Нервы собирались в комки и прыгали под ее кожей, и когда они, наконец, прибыли на его этаж, о чем провозгласил тихий звон, Хлоя практически выпрыгнула из железной коробки, вызывающей клаустрофобию.

Не то, чтобы в коридоре ей стало полегче. Только не в присутствии Найла. Его большое, стройное тело, казалось, высасывало весь воздух вокруг него. Когда он открыл дверь в свой номер, девушка чуть не упала ему в ноги с мольбой. Пространство. Хоть немного...

Она изучила комнату. Что угодно, только бы не смотреть на него изголодавшейся по сексу старой девой.

«Ух, ты».

Шикарно. Хлоя огляделась, осознавая, как живут богатые и знаменитые. Роскошные диваны и стулья. Картины, которые – она была готова поспорить на свою зарплату – были куплены не в комиссионке. Огромный плазменный телевизор. Пылающий камин. И вид. Черт, побери, вид. Девушка подошла к огромному окну. Общественный парк и Дом правительства сияли в отдалении, небо над Бостоном озарялось сказочными огоньками. Хотя Хлоя видела эту картину и раньше, из окон президентского номера она показалась ей еще более впечатляющей и представительной.

– Хоть пейзаж и прекрасен, – сказал Найл, подходя ближе. – Сомневаюсь, что ты ради него появилась здесь среди ночи.

В смутном отражении на стекле мужчина намного возвышался над ней. Эта картинка пустила по всему ее телу заряд желания. Боль пронзила девушке грудь, забурлила в ее животе и обосновалась между ее ног, опаляя жаром и наделяя влагой ее плоть.

Несмотря на чрезмерную опеку со с стороны родителей, Хлоя заработала независимость. Она получила должность в компании, которую уважала, делала работу, которую любила. Она была независимой, сама зарабатывала себе на жизнь. И все же его широкие плечи и твердая грудь пробуждали в ней желание поддаться его силе, его животной сексуальности. Подчиниться ему.

Прикрыв глаза на мгновение, девушка испустила дрожащий выдох.

– Я пришла извиниться за сегодняшний вечер, Найл, – сообщила она. Память о том, как родители обращались с Найлом, тяжелым грузом лежала в ней, наполняя стыдом, гневом, вытесняя желание. – Они были грубы. И я прошу прощения.

Сказать, что они были грубы, было значительным преуменьшением. Ей никогда не было стыдно за родителей. Разочарована, раздражена – да. Но Хлоя никогда не стыдилась их... до сегодняшнего вечера. Слова ее матери Найлу и холодность ее отца. В своей скорби и беспомощности по смерти Майкла они быстро свалили всю вину на Найла. Но через три года та первая рефлекторная реакция должна была замениться логикой и здравым смыслом. Но, по-видимому, она оставалась на месте без изменений.

– Извини, – повторила Хлоя.

Найл замер, будто по комнате пронесся внезапный порыв леденящего ветра.

– Тебе не следовало этого делать, – ровным голосом заметил он.

Плечи его были такими же каменными, как и голос. Он пересек комнату и направился прямо к бару напротив дальней стены.

– Нет, следовало, – возразила она. – Ты был лучшим другом Майкла. Он любил тебя как брата. Ты заслужил – заслуживаешь – лучшего обращения.

– У них есть свои причины, ты же знаешь. – Мужчина отпил из стакана, но его бесстрастное выражение лица не отразило удовольствие от напитка. – У них также была причина прийти к тебе сегодня. Что-то не так?

Девушка изучала его, раздумывая, стоит ли развивать тему, так небрежно и быстро затронутую в разговоре. Она решила пойти на компромисс.

– Я не только сегодня игнорировала их звонки. Не разговаривала с ними с вечера пятницы. Вот почему они приехали, – что было неуместно. И она так им и сказала. Она съехала от них, чтобы избавиться от их удушающей опеки. – Но скажи мне, что могло бы оправдать их поведение? Почему ты веришь, что не заслуживаешь обращения по имени?

Его единственным ответом было опустошение стакана с алкоголем.

– Ты был лучшим другом их сына – его братом во всех отношениях, кроме кровных. Ты был тем, кого он посвятил в свою любовь к музыке, а затем воодушевил и помог ему следовать за своей мечтой вместо того, чтобы подчиниться и пойти в направлении, что наши родители выбрали для него. Ты не только любил его, ты принимал его полностью, и это значило целый мир для него. Ты заслуживаешь...

– Прекрати, – проскрипел Найл.

– Ты...

– Я убил его, – прорычал он, опуская стакан на барную стойку с такой силой, что он почти треснул. – И твои родители знают это. Вот почему они терпеть меня не могут.