Шепчет Коди мне в самое ухо "Этот парень, этот Рафф, этот кошак, почему, блядь, у него больше бикс чем ему надо -- Я те говорю -- Джек, слушай, все улажено, все договорено, мы зашибем мильён на скачках, это верняк, в этом же году. В ЭТОМ ГОДУ МОЙ МАЛЬЧИК" он поднимается чтоб объявить всем "этот второй мой выбор все приходил и приходил как безумный!"

"Компенсировал прошлый," говорю я, вспоминая тот день когда я поставил 350 долларов на второй выбор за Коди (пока тот был на работе) и он плоиграл в каждом заезде и я надрался в стоге сена купив пузырь за 35 центов прежде чем пойти к поезду и сказать Коди что он проигрался, кого это совершенно не колыхнуло поскольку он уже потерял пять тыщ чистыми -

"Вот этот год -- и следующий" настаивает он -

Тем временем Ирвин читает свои новые стихи и весь стол сходит с ума -- Я говорю Коди что хотел бы чтобы он (мой старый кровный братушка) свозил меня в Милл-Вэлли забрать оттуда одежду и рукописи, "Заметано, мы все поедем, все вместе."

Мы выскакиваем к его чокнутому маленькому "шевви-купе" 193З года, не можем влезть все, пытаемся и он трещит по швам -

"Думаете эта малышка не потянет?" спрашивает Коди.

"А та замечательная машина которая у тебя была когда я уезжал?"

"Сахар в коробке передач, ей капут."

Ирвин говорит: "Слушайте, вы все поезжайте в Милл-Вэлли и возвращайтесь встретимся днем."

"Окей."

Девушка втискивается к Коди, Рафаэль поскольку он меньше ростом и легче меня садится ко мне на колени и мы отправляемся, помахав Ирвину который подпрыгивает со своей бородой и пританцовывает проявляя свою милую заинтересованность посреди улицы Норт-Бича -

Коди гонит свою колымажку беспощадно, обмахивает углы совершенно и быстро, без визга, стрелой кидается в поток машин, матерится, едва успевает проскочить под светофором, таранит подъемы на скрежещущей второй, со свистом проносится сквозь перекрестки, валит все на себя, вылетает к мосту Золотые Ворота где наконец (уплатив пошлину) мы мчимся через Ворота Снов в надводных воздусях, а Алькатраз у нас справа ("Я рыдаю, мне жаль Алькатраза!" вопит Рафаэль) -

"Чего это они делают?" -- туристы с обрыва Марины смотрят в сторону Сан-Франа с камерами и биноклями, их экскурсионный автобус -

Все говорим одновременно -

Снова Старина Коди! Старина Коди Видений-Коди, наибезумнейший (как сами увидите) и как всегда слева от нас огромная синяя бесследная Мамаша Пасифика, Матерь Морей и Миров (7), уводящая к Японии -

Все это чересчур, мне чудесно и дико, я нашел своих друзей и великая вибрация живой радости и Поэзии бежит сквозь нас -- Хоть Ходи и треплется без умолку о своей системе ставок на второй выбор делает он это изумительными разговорными ритмами -- "Ну мой мальчик за пять лет я нагребу столько денег что ну просто стану пилантро -- плилантроп -- поф поф."

"Филантропом!"

"Буду раздавать деньги всем кто заслужил -- Встречайте и будете приняты -" Он вечно цитировал Эдгара Кэйса Провидца, знахаря американских сезонников который никогда не учился медицине но заходил в дом к занемогшему развязывал свой старый пропотевший галстук и укладывался вытянувшись на спину и погружался в транс а жена его записывала его ответы на свои вопросы: "Почему такой-то-и-такой-то заболел?" Ответ: "У такого-то и такого-то тромбофлебит, закупорка вен и артерий, потому что в предыдущей жизни он пил кровь живой человеческой жертвы" -- Вопрос: "Каково средство?" Ответ: "Стоять на голове три минуты каждый день -- Кроме этого общие физические упражнения -- Стаканчик виски причем 100-процентного виски или бурбона каждый день, для разжижения крови -- " Затем он выходил из транса, и таким образом вылечил тысячи (Институт Эдгара Кэйса, Атлантик-Бич, Виргиния) -- Новый Бог Коди -- Бог заставивший даже девчонко-восторженного Коди начать говорить: "Я почти покончил с этими малютками"

"Почему?"

У него тоже есть свои молчанья, скалисто суровые -- Я теперь тоже ощущаю пока мы летим по Воротам Золота что Коди с Рафаэлем не совсем близки -- Изучаю их чтобы понять почему -- Я не хочу чтобы кто-то из моих мальчишек дрался -Все это будет великолепно -- Мы по меньшей мере все умрем в гармонии, у нас будут великие орущие китайские похороны радости с Воем и Воплем потому что старый Коди, старый Джек, старый Рафаэль, старый Ирвин, или старый Саймон (Дарловский, скоро появится) умерли и свободны -

"Моя голова мертва, мне плевать!" вопит Рафаэль -

" -- ну а этот пес даже вторым прийти не смог и возместить мне потери жалкими пятью баксами, но я тебе покажу солнышко -- " Коди шепчет Пенни (та просто большая счастливая странная печальная девчонка впитывающая все это. Я теперь вижу что она ошивается вокруг моей компании потому что они, если не считать Коди, не обращают на нее никакого особого полового внимания) (фактически они постоянно ее обламывают и велят ей идти домой) -

Но я изумлен что когда мы приезжаем в Милл-Вэлли выясняется что она буддистка, пока мы все одновременно болтаем в хижине на лощажьем холме я поворачиваюсь и передо мною как во сне она, словно сплошная рубиновая статуя, сидит у стенки сложа ноги соединив руки и глаза ее не отрываясь смотрят вперед, не видя ничего, может и не слыша ничего, безумный мир.

Безумный превыше всей хижины -- Она принадлежит Кевину МакЛоху, моему старинному корешу Кевину тоже бородатому но работает он плотником с женой и двумя детьми, штаны вечно в опилках и краске, гологрудый обычно, патриархальный, добрый, деликатный, тонкий, крайне серьезный, напряженный, тоже буддист, на задах его старой доброй деревянной хибары с неоконченной верандой которую он никак достроить не может, возвышается крутой поросший травою холм пока не становится наверху Оленьими Парками, настоящими действительными древними оленьими парками куда лунными ночами как бы из ниоткуда вдруг видишь оленя прилегшего и жующего под громадными Эвкалиптами -вниз с горы, сюда спасается дичь, как знают все Бродяги Дхармы, олени приходили в эту Святую Рощу дольше чем дюжина историй Калифорнии -- В вышине, на вершине, в кустах роз прячется хижина -- Поленницы, высокая трава, дикие цветы, кусты, моря деревьев шелестящие повсюду -- хижину как я уже говорил выстроил старик чтобы в ней умереть, что он и сделал, а был он великим плотником -- Кевин всю ее отделал джутом по стенам и украсил буддистскими картинками и чайниками и тонкими чашками и ветвями в вазах, и поставил бензиновую печь кипятить воду для чая, чтобы получилось такое буддистское убежище и церемониальный чайный домик, для посетителей а также для остающихся надолго на 3 месяца гостей (которые должны быть буддистами, то есть, понимать что Путь это не Путь) каким был я сам, и чтобы по четвергам когда он говорит своему плотницкому начальнику "Я беру отгул" а начальник говорит "А другой конец доски кто поднимать будет?" "Заставьте кого-нибудь друтого" Кевин оставляет хорошенькую жену и детишек под горой и взбирается Оленьепарково-Эвкалиптовой тропой, с Сутрами под мышкой, и проводит весь этот день в медитациях и занятиях -- медитирует скрестив ноги, на Праджну -- читает комментарии Судзуки и Сурангама-Сутру -- говорит: "Если бы каждый рабочий в Америке брал себе отгул чтобы этим заниматься, каким чудесным был бы мир."