Сегодня мой личный счет достиг 20 сбитых самолетов.

18 декабря 1943 года

Мне предложили отпуск на три дня, но сейчас я не могу уехать.

Американцы появляются каждый день. Вчера я уже сидел в машине, которая должна была доставить меня к поезду, когда из громкоговорителей раздался сигнал тревоги. Я выпрыгнул из машины и помчался к моему «Густаву». Мой водитель покачал головой, и даже Арндт сказал, что мне действительно нужно отдохнуть несколько дней.

На высоте 3000 метров я вынужден отказаться от преследования, потому что у меня не убирается шасси. Веннекерс принял командование. Они сбили две «летающие крепости» и «тандерболт». Кажется, они смогут обойтись без меня, в конце концов.

Сегодня я уезжаю. Юнгмайер довез меня до железнодорожного вокзала. Стоя на перроне, я вижу, как эскадрилья поднимается в бой.

Я долгое время видел их из окна поезда. Первый раз за год меня с ними нет.

20 декабря 1943 года

Мы с Лило снова в Берлине. Планируем провести здесь несколько веселых деньков, навещая старых друзей, совершая походы в оперу и на спектакли.

Мы едва узнали Берлин: здесь все так изменилось. Город наводнили сотни и тысячи иностранцев — голландцы, французы, датчане, бельгийцы, румыны, болгары, поляки, чехи, норвежцы, греки, итальянцы, испанцы. Любой из европейских языков можно услышать в переполненных кинотеатрах, театрах, кабаре, ресторанах, в метро, на улицах. Везде они потеснили берлинцев. Мы с Лило не могли найти местечка, где можно было бы присесть.

Это смешение языков и толпы людей, кишащих повсюду, куда бы мы ни пришли, действует мне на нервы. Люди живут здесь так, словно на свете и не было войны.

Наша жизнь на войне, может быть, проста и примитивна, но, по крайней мере, она реальна. Есть нечто, что мы, солдаты, поняли здесь, каждый день рискуя своей жизнью в этой смертельной битве. Для меня было шоком обнаружить то, что здесь, в городе, люди стремятся удовлетворить только свои собственные, эгоистичные стремления к всяческим увеселениям. Такое поведение продиктовано всецело менталитетом гражданского человека, не воспринимающего основные истины, к которым мы привыкли там, на войне.

Я вижу штабных офицеров, которые служат в Берлине, чистеньких, ухоженных, одетых в безукоризненные мундиры. Я слишком долго жил в другом мире, и у меня сложилась другая система ценностей. Атмосфера этого места выбивает меня из равновесия.

22 декабря 1943 года

Вместе с Ингрид мы поехали навестить моих родителей в Ширац. Здесь, дома, с моей семьей, я начал ощущать некоторое спокойствие. Я запрягал лошадь в сани и отправлялся в долгие путешествия по зимней дороге на берегах Варты.

Лило и я счастливы быть вместе, Ингрид — прекрасная малышка с вьющимися локонами, и мне здесь очень нравится. Но даже здесь я скучаю по моим товарищам и аэродрому, запаху самолетов и звуку ревущих двигателей.

26 декабря 1943 года

Мы встречаем очередное Рождество. На земле все еще царит война.

Сегодня рано утром пришла телеграмма из штаба эскадрильи: «Фалькензамер убит. Зоммер ранен. Шпехт».

Командир эскадрильи не приказывает мне прямо закончить отпуск и немедленно вернуться в часть, но я понял, как необходим ему сейчас, когда убит капитан Фалькензамер, командир 4-го звена, и ранен старший лейтенант Зоммер, командир 6-го звена. Сейчас я единственный командир звена, готовый к бою.

Через два часа после получения телеграммы я уехал с первым же поездом. Лило поняла меня. Она храбрая, такой может быть только жена солдата. Она махала мне рукой, улыбалась, когда поезд тронулся.

Встретимся ли мы еще?

27 декабря 1943 года

Я ехал весь день и ночь. Юнгмайер встретил меня в Вунсдорфе. Он доставил меня к аэродрому. Эскадрилья переведена сюда несколько дней назад. Это прекрасно оборудованный гражданский аэродром, по самому современному проекту.

Я немедленно доложил о своем прибытии командиру эскадрильи:

— Старший лейтенант Кноке прибыл из отпуска, господин капитан.

Шпехт улыбнулся, пожав мне руку:

— Я знал, что вы не бросите меня, Кноке. Вы мне очень нужны сейчас.

Он рассказал мне, как погиб Фалькензамер. Я очень тяжело переживал смерть этого первоклассного офицера. Безукоризненно выглядящий, высокий, стройный. Его любили, его поведение, манеры очаровывали. Он был из Вены, раньше служил в Военно-воздушных силах Австрии. Его отец был офицером империи во время Первой мировой войны. У него совершенно очаровательная жена, с которой Лило и я встречались в Джевере несколько месяцев назад.

Фалькензамер был очень высок ростом, а Шпехт, который сейчас сидит напротив меня в своем кожаном комбинезоне, — низкий. Он самый маленький во всей эскадрилье. Но каждый человек, который общался с ним, чувствовал его мощь.

Ни один из офицеров, которых я встречал, не влиял на меня в такой степени.

Он строг к себе в той же мере, что и к подчиненным, и ожидает от них поддержки спартанских методов руководства, приверженцем которых он является.

Он потерял глаз во время боя в начале войны. Но даже с одним глазом он смотрит как орел. Бой сделал его таким. Единственное, о чем он мог говорить, — это «боинги», «тандерболты», «мустанги» и «лайтнинги». Однажды он вытащил меня из постели среди ночи только для того, чтобы обсудить некоторые тактические вопросы Женщины были для него абсолютным злом. Он запретил своим офицерам привозить жен или подруг в расположение части. Если он замечал летчика с проституткой, то применял но отношению к нему строгие дисциплинарные взыскания.