За последние десять месяцев он сбил 20 бомбардировщиков, и теперь он опередил меня. Точность его стрельбы поистине сверхъестественна.

Он очень жесткий командир, и у меня с ним было много столкновений. Несколько недель назад он сделал мне выговор за то, что несколько моих летчиков организовали вечеринку в соседней деревне с девушками, известными своим легким отношением к морали. Он приказал мне объявить дисциплинарные взыскания моим ребятам.

Я отказался выполнить приказ, сказав:

— Я не могу сделать этого, господин капитан.

— В таком случае вы не достойны командовать звеном! — рявкнул он вне себя от ярости.

— Тогда вам нужно поискать другого командира «пятерки».

— Я освобожу вас от должности командира и разберусь с вашими летчиками.

— Должен напомнить вам, что за последние несколько месяцев, которые были трудными для всех нас, мои летчики сбили больше самолетов, чем два остальных звена и ваши штабные, вместе взятые.

Я знаю, что Шпехт очень высокого мнения о моей «пятерке», но такой сдержанный человек никогда бы этого не признал.

Несмотря на раздражительный характер, я очень уважаю его. Вне всякого сомнения, это — большой человек.

31 декабря 1943 года

Мы запланировали вечеринку в канун Нового года. В 17.00, однако, Шпехт приказал не покидать казармы ни офицерам, ни летчикам, ни персоналу. Вместо вечеринки мы устроили праздничный обед в офицерской столовой. Шпехта никогда так не ругали, как после этого приказа. Когда мы вошли в столовую в 20.00, у всех было приподнятое настроение. Несколько бутылок были опорожнены, чтобы забыть о наших печалях.

Шпехт призвал нас к тишине и кратко объяснил причину своего приказа: Господа, я получил сообщение из дивизии о том, что сегодня будет принято важное решение. Предполагая, что потребуется максимальная эффективность наших действий, я решил запретить традиционное празднование Нового года. Мы вместе проведем оставшиеся часы старого года здесь и после полуночи немедленно отправимся спать.

Он говорил звучным, командирским голосом. Мы предпочли не высказывать то, что каждый из нас думал по этому поводу.

Ровно в полночь пришло важное сообщение из дивизии. Шпехту присвоено звание майора.

Он был совершенно ошеломлен, потому что ожидал какого-то специального боевого задания для эскадрильи. Под хор поздравлений он немедленно приказал летчикам расходиться. Через несколько минут в комнате никого не осталось.

1944

1 января 1944 года

Мои парни, появившись на летном поле, не могут разомкнуть глаз, страдают от похмелья. Ночью я слышал, как они возвращались из города. У меня тоже голова раскалывается. Мы надеемся, что в этот день янки не появятся.

1944 год плавно стартовал.

4 января 1944 года

Почти неделю янки не было видно. Сегодня они замечены в секторе Дора-Дора.

В 10.02 эскадрилья поднялась на свой первый в этом году боевой вылет. Над Мюнстером мы попали под огонь наших собственных зенитчиков, когда атаковали большую группу «боингов».

Заходя на атаку одной из отдельных групп бомбардировщиков, я почувствовал прямое попадание в мой самолет. Машина стала крениться в сторону хвоста. Двигатель пронзительно завыл, потом заскрежетал и в конце концов смолк. Зенитный снаряд сбил мой пропеллер, капот и переднюю часть двигателя. Я не могу вернуть управление самолетом.

Через секунду на меня спикировал «тандерболт», прострелил мне крыло, и оно запылало. У него не было повторной возможности атаковать меня, поскольку Веннекерс положил конец его карьере очередью из пулемета.

Только напряжением всех сил я сохраняю контроль над самолетом. Надо прыгать, пока огонь не охватил весь самолет. Открыть люк, отстегнуть ремень безопасности! Я уже автоматически выполняю эти действия.

Я был еще не совсем готов, но прыгнул. И остался висеть. Мой парашют застрял в багажном отделении, которое каким-то образом открылось. Моя правая нога уже с внешней стороны самолета, а левая еще в кабине.

Самолет, разваливаясь, все быстрее несется к земле. Я не могу пошевелиться. Огромная сила воздушного потока прижимает меня к фюзеляжу. Моя левая нога упирается в стенку, едва не отламываясь. Я кричу от боли. Ветер хлещет по щекам и зажимает ноздри. Он настолько силен, что я с трудом могу дышать. Языки пламени подбираются ко мне.

Самолет начал дрожать, затем вошел в штопор, практически вертикальный. Я даже руками пошевелить не могу, их прижало к самолету. Если я не сумею каким-то образом освободиться от самолета, мне конец!