— После этого я тебе особо не доверяю, Ковалева, — доверительно сообщил Пашка.

— Да ладно! — захохотала я. — Ведь тебя же кто-то из наших сфотографировал. Когда ты из воды долго не вылезал. У тебя там глаза от вспышки горят, как у енота!

Пашка, склонив голову, негромко рассмеялся. Я жевала бургеры и время от времени посматривала на Долгих. Свет от голубой неоновой вывески падал на лицо друга, оставляя на щеках тень от длинных ресниц. Я, снова невольно залюбовавшись Пашей, поспешно отвела взгляд.

Долгих, сидя напротив, тоже молча с улыбкой наблюдал за тем, как я ем…

— Ты смешно жуешь, — сказал наконец друг. — Щечки, как у Спанч Боба!

— Да иди ты! — смертельно оскорбилась я.

Когда мы выходили из придорожного кафе, я придержала дверь, пропуская Долгих вместе с моей переноской. Поравнявшись, Пашка внезапно поцеловал меня в висок.

— Ты чего? — удивилась я точно так же, как несколько часов назад сам удивился Паша…

Долгих несколько секунд молчал, глядя мне в глаза, а затем сказал:

— Спасибо, что придержала дверь…

— Не за что, — негромко проговорила я. И сверчки затрещали громче, и звезды замигали ярче, и голова закружилась отчаяннее…

…К родному городу мы подъезжали рано утром. Встречал нас уже знакомый морковный рассвет. Не доезжая до развилки, Пашка остановился на обочине узкой извилистой дороги.

— Опять сломалась? — ужаснулась я.

Долгих отрицательно покачал головой и первым вышел из машины. Я поспешно вылезла следом. Отсюда, из-за растрескавшихся скал, которые упирались в оранжевое небо, виднелось неспокойное утреннее море. Мое море. Я будто слышала шум далеких свинцовых волн… Мы с Пашей восхищенно переглянулись. Разговаривать в такой момент не хотелось.

Теперь казалось, что все плохое осталось позади. Как у Бродского. Нет проблем, всех печалей, троек в зачетке, неразделенной большой любви… И все же я вспомнила про Ульяну. Было тревожно. Во что вляпалась наша идеальная девочка?

Тогда я надеялась: обойдется. Ведь это было там, в загазованном душном городе-миллионнике. Но, как позже оказалось, Шацкая умудрилась прихватить с собой свои злоключения…

К хорошему привыкаешь быстро. К утренним пробежкам по набережной, к горному воздуху, к шороху накатывающих волн, к маминым вкусным завтракам, обедам и ужинам… И ничего не может испортить тебе летние каникулы. Ни раскаленный зной, ни поливка огорода, ни толпы шумных отдыхающих на улицах города…

Ледяная колодезная вода расплескалась из лейки на голые загорелые ноги… Господи, как хорошо!

— Почему ты мне до сих пор ничего не рассказала об Ульяне Шацкой? — спросила я у мамы, которая в это время срезала с клумбы цветы.

Как бы я не гнала от себя мысли об Уле и таинственном Матвее, почти каждую ночь после приезда думала о том, что они с тем парнем делали в заброшенном гараже. А, может, у них там просто были свидания? Но почему в таком странном месте? И какая здесь опасность? В конце концов, почему в эту субботу Уля ходила с Пашей в наш небольшой кинотеатр? Да-да, Долгих не терял надежду завоевать сердце Белоснежки. Что меня все-таки расстраивало. Поливка огорода каникулы не портит, а вот ревность — пожалуйста!

— А что о ней говорить? — удивилась мама. — Я в отпуске, с Томой давно не созванивалась…

— Замуж она еще не собирается? — спросила я, будто между делом.

— Кто? Улечка? — мама расхохоталась. — Нет, конечно. Только после учебы. И за кого? За твоего балбеса Долгих что ли? Видела я их тут на набережной…

— Да-да, ты мне это уже говорила… Но почему это он балбес? — оскорбилась я за Пашку.

— Ой, не знаю… Несерьезный парень. Остепенился бы уже. Может, с Улей и остепенится?

— Не хотелось бы, — буркнула я, резко вылив ушат воды на грядку.

— Поля, ну куда? — возмутилась мама. — Погубишь все!

Долгих пропадал несколько дней. Поэтому я удивилась, когда родительница вдруг перестала на меня ворчать и приветливо прокричала:

— Ой, а мы только о тебе говорили, Паш!

Я обернулась. Друг стоял по ту сторону забора и, щурясь на солнце, довольно улыбался.

«Ага, мама тебя балбесом назвала, Паш!» — захотела добавить я.

— Обо мне? — удивился друг.

— Знаешь, поговорка такая есть: вспомнишь… — начала я.

— Полина! — ахнула мама. — Паша, проходи! Чай попьем! Давно не виделись…

— Да я ненадолго… Полин, можно на минуточку?

Я с удовольствием отбросила в траву лейку и направилась к калитке. И хотя жутко злилась на Пашку из-за того, что мы практически не виделись со дня приезда, поливать грядки больше не хотелось. Уже и лапы ломит, и хвост отваливается…

— Чего тебе? — грубо спросила я, закрывая за собой калитку. Привалилась спиной к забору и сердито уставилась на Пашку.