— Я потом понял, утром, когда проснулся, а тебя не было. Почему ты не высказала мне все сразу, а притворилась, что спишь?

— Сразу я бы не смогла, я бы разве что физиономию тебе разукрасила. Я потому и убежала назад в спальню, чтобы удержаться и не разбить о тебя что-нибудь, — она покусывала губы, отчаянно надеясь, что ее не выдаст бешено колотящееся сердце. А Клим лишь способствовал этому, осторожно двигаясь губами от кончиков пальцев по ладони к запястью.

— Вот и разбила бы, и разукрасила, сама бы потом и лечила, зато мне не пришлось бы тебя искать так долго. Где я тебя только не искал, Катенька! Я готов был сам себя избить, когда понял…

— Что ты понял? — она отняла руку и принялась бессознательно тереть ладонь, будто можно было стереть следы его обжигающих поцелуев.

— Что ты впервые в «Саламандре» и что я ошибся, приняв тебя за одну из приходящих в клуб исключительно ради таких вот близких знакомств, — пояснил Клим и, поймав ее недоумевающий взгляд, улыбнулся: — Туфли, Катя! Девушки, о которых я говорю, никогда не наденут к платью от Элизабетты Франки туфли за пятьдесят долларов.

— Откуда ты знаешь, сколько они стоят? — спросила Катя, почуствовав, как кровь приливает к щекам.

— Я их нашел. В гараже. Ты ценник с подошвы не отклеила, — Клим улыбался, и ей вдруг стало ужасно обидно. Для нее пятьдесят долларов хорошие деньги, пусть он катится со своей Баленсиагой хоть в «Саламандру», хоть еще куда. — Они у меня дома в коробке лежат, поехали, заберешь? Или хочешь, другие купим?

Катя порадовалась, что сидит, потому что у нее не то, что ноги, все тело стало ватным от того жгучего взгляда, которым Клим сопровождал свое предложение. Она собралась с силами и качнула головой.

— Нет, Клим, никуда я с тобой не поеду. Мы живем в разных измерениях, да что там, в разных вселенных, и никаким боком вообще не соприкасаемся. Я не хочу иметь никаких дел с такими, как ты. Никогда. «Спасибо, насмотрелась».

— И что со мной не так? — взгляд напротив снова потяжелел.

— Все так, — поспешила успокоить, — но не для меня. Вот только скажи, если не затруднит, зачем ты пришел в наш отдел? Тебе этой зарплаты на семь пар носков максимум, — подумав и посчитав в уме, поправилась, — на шесть с половиной.

— А, ты об этом! — Аверин облегченно выдохнул и снова сгреб ее руку. — Так бы сразу и сказала. Я не живу там, я снимаю двушку на левом берегу, это не мой дом, Катенька, меня друг попросил пожить, пока его не было. Он путешественник, по миру мотается, сейчас вернулся, хочешь, я вас познакомлю?

Катя оторопело пялилась на Аверина, чувствуя теперь, как медленно вращаются шестеренки в ее собственной голове. Это правда? Он не врет? Он не мажор? И не смея выпустить наружу буйную радость, спросила:

— Это его клуб? Это он тебя просил о наркотиках узнать?

— Нет, то другой приятель, я тебя с ним тоже познакомлю, если хочешь, — и наклонился, испепеляя и глазами, и дыханием, — так что, едем ко мне за туфлями?

— А как ты к нам попал? — не сдавалась Катя, отодвинувшись как можно дальше и практически став со стеной одним целым. Клим набрал полную грудь воздуха, но материться не стал.

— Я искал работу, разослал резюме, мне позвонили из отдела кадров. Потом я прошел собеседование у... — он пощелкал пальцами, силясь вспомнить имя-отчество Чистякова, — этого, как его…

— Короля Ночи, — услужливо подсказала Катя, и глаза Клима округлились до размеров кофейных чашек.

— Кого???

Она вздохнула и вкратце объяснила:

— У Чистякова кличка Король Ночи, он самый настоящий трудоголический перфекционист, не признающий ни выходных, ни отпусков. Если ты умрешь и тебя похоронят, но ты по какой-то причине понадобишься Чистякову, завтра же будешь сидеть на оперативке живой, чистенький и причесанный.

— Это кто его так наградил?

— Есть у нас один креативный двигатель идей, прозвища клеит на раз-два-три, и прилипает намертво. Помнишь парня, который к нам в лифт подсел? Это Халк.

— Тот рыжий дрыщ?

— А охранника у входа видел? Здоровый такой? Это Магистр Йода.

Клим навалился своей широкой грудной клеткой на столик и затрясся от смеха. Катя вздохнула. Ржущий Клим представлял собой не менее потрясающее зрелище, чем молчаливый, Катя с удовольствием бы любовалась им бесконечно, но позволить себе такую роскошь она не могла. Дома ждали дети. Поэтому пришлось несколько раз стукнуть стонущего от смеха Аверина по спине костяшками пальцев и добавить не очень вежливо: