— Где он? Он сюда забежал? — прогремел недовольный голос с явной одышкой.

— А … его знает. Слышь, ты, ты здесь? Лучше сам выходи, тебе и так, и так …

Катя как-то отвлеченно, как будто со стороны, отметила, что обнимавший ее молодой человек хоть тоже после бега, дышал ровно, а не сипел и не хрипел, как старый отработанный мотор.

— Помоги мне, — раздалось у нее, нет, не в ухе, где-то внутри, — помоги, а то мне правда …

Катя смотрела в его черные как угли глаза будто завороженная, они и горели сейчас как угли. Она не знала, что нужно делать, но он сам привалился всем телом, прижав ее к двери, и глухо толкнул дверь локтем, потом коленом, потом снова локтем. Движения и толчки были ритмичными, и Катя не сразу поняла, а когда сообразила, у нее, наверное, даже ногти покраснели. И волосы.

— Ну же, не молчи, — снова зазвучало где-то внутри, — подыграй мне, давай! Такая красивая девочка…

От его шепота не то, что мурашки, целые муравейники побежали по всему телу, ноги вдруг подогнулись, и Катя схватилась за смуглую шею, обрамленную черным вырезом футболки. От его тела исходили невидимые волны, вырывающие ее из реальности и делающие ее собственное тело легким и невесомым.

— Слушай, там, кажется, кто-то трахается, — прислушался один из преследователей. — Совсем оборзели эти малолетки, обдолбятся, а потом как собаки, в каждом углу…

Он подошел к кабинке и стукнул по двери снаружи. Катя так испугалась, что вцепилась в затылок прижимавшегося к ней мужчины, закрыла глаза и застонала. Ошалели все, и охранники, и она сама. Даже незнакомец ослабил объятия и уставился на нее, пораженный, наверное, чересчур натурально получилось. Катя сама толкнулась спиной в дверь.

«Ну же, что ты застыл, как чурбан!»

Он тут же очнулся и снова начал двигать локтем и коленом, при этом глядя Кате в глаза своими черными горящими угольями, придвинувшись совсем близко, почти касаясь ее губами, и тоже издавая хриплые звуки, которые казались ужасающе натуральными. И вообще, происходящее между ними казалось настолько правдоподобным, что Кате вдруг пришло в голову: а ведь она впервые в жизни занимается любовью… взглядами. С мужчиной, которого видит тоже впервые в жизни.

— Не лезь к ним, Серый, — заговорил второй охранник, и Серый отпустил ручку двери, — кто знает, чья там доця или сынок, будет нам потом, как Пашке. Помнишь, он дочку прокурора с наркотой спалил, а его на следующий же день выперли. Пошли они… Никуда тот штрык не денется, найдем, выход перекрыт, там Леха с пацанами.

Лишь только хлопнула входная дверь, Катя попыталась вырваться, но ее и не думали отпускать, черноглазый незнакомец наклонился к самому уху и не прошептал, а продышал:

— Тебя как зовут?

— А тебя? — она постаралась устоять и не сползти ему под ноги, когда ее шеи коснулась шершавая ладонь.

— Клим.

«Ага! Клим! Так я и поверила! За дуру меня держишь?»

— Алиса, — назвала первое, что пришло в голову, отстраненно удивившись, что там еще пробегают какие-то мысли.

— Тогда валим, Алиска! — Клим, или не Клим, как знать, так ли его зовут на самом деле, крепко схватил ее за руку и потянул в сторону окна.

Прыгать было высоко, но Клим поймал ее внизу и даже умудрился пробежаться ладонями по телу.

— Теперь туда, там мой байк, — скомандовал он, и Катя беспрекословно подчинилась, хоть где-то на отшибе несмелая мысль нашептывала, что охотятся за одним Климом, а Кате никуда бежать не обязательно, и если она сейчас не остановится, то с меньшей вероятностью переломает себе каблуки, а с большей — ноги.

Но цепко вцепившаяся в нее рука не отпускала, Катя прогнала последнюю на сегодняшний вечер здравую мысль и последовала вслед за Климом. Большой байк сверкал хромированными боками, отражая свет ночных фонарей, Клим подтащил к нему Катю, на ходу нахлобучивая шлем, и она остановилась, беспомощно оглядываясь. Платье слишком узкое, она не сможет даже до середины колеса ногу поднять.

А со стороны клуба уже бежали люди, грузились в машины, что-то бабахнуло несколько раз, и Катя поначалу даже не поняла, что это выстрелы. Не успела опомниться, как Клим склонился, рванул края разреза платья, и шов разошелся до самой талии.

Он запрыгнул на байк уже на ходу, Катя обхватила его руками, прижавшись к спине, внезапно ее пронзило насквозь, будто прикоснулся оголенный высоковольтный провод — это Клим успел поймать ладонь и поцеловать. Нашел время! Но байк сорвался с места и принялся нырять по таким закоулкам и улочкам, о которых Катя и не подозревала.

Плутали долго, зато когда мотоцикл, наконец, выскочил на трассу, погони нигде видно не было. Значит, оторвались. Она прижалась щекой к шершавой джинсовой ткани его куртки и поудобнее обхватила широкий торс, переместившись вверх по грудной клетке. Неожиданно на ее скрещенные руки легла широкая ладонь, и Катя испуганно вскинулась — он что, руль отпустил? Но ладонь успокаивающе погладила ее руку, она притихла и снова уткнулась в широкую спину.

Они неслись по трассе, Клим вел байк одной рукой, а второй прижимал ее руки к груди, и Кате казалось, что это время и пространство спрессовалось в широкую ленту ночного шоссе. Все ощущения были обострены до предела, ей хотелось только одного — лететь так бесконечно долго, не останавливаясь. Было чувство, будто они слились в одно целое — Клим, она и байк, и Катя голову давала на отсечение, что этот странный мужчина, к чьей спине она так доверчиво прижималась, чувствует то же самое.