— Много ты понимаешь. Иди отсюда, пока не отлупил, — дядя Гриша отвернулся и Вера попятилась в коридор, — Трахалась во все ляжки, даже про бабку родную в больнице не вспомнила. Вырастили шалаву, — кинул уже вдогонку.

Ощущение дежавю. Как будто обычный день, обычный пьяный дядя Гриша, сейчас бабушка вернется, и снова будет рассказывать, как соседские дети разбили витрину овощного ларька. И не было никакого ресторана, никакого Артема, ни тем более клуба. Ничего. Еще, кстати, должна позвонить Ленка, спросить, какую главу нужно выучить по ТГП к следующей паре.

И снова это чувство вины, давящее, сидящее комом где-то в горле. Уже даже была готова все бросить и бежать на рынок, ждать там Люду, чтобы все объяснить, чтобы все исправить. Ведь Гриша… Каким бы он не был, жизнь действительно начала налаживаться и у него, наверно, тоже было право на счастье.

Весь оставшийся день провела в думках. Старалась не обращать внимания на пьяное бормотание из соседней комнаты, рассеянно крутилась перед зеркалом, придирчиво рассматривая новое платье. Из-за стресса теперь оно болталось как на вешалке, больше не поддерживало грудь, не обтягивало бедра.

Закусив губу, судорожно принялась накручивать кудри. Параллельно следила за временем — шесть.

— Почему нельзя было сказать, во сколько приедешь, — Вера зашипела, очередной раз обжегшись. Пусть платье болтается, зато все остальное будет идеально — девиз прошедшего дня. Прическа, макияж, она ведь не просто так 15 минут выбирала между темно-коричневыми тенями и болотными. Туфли, которые натирали после пары шагов, надевала со стоном, но красота требовала жертв, как говорила бабушка.

Домашний телефон разорвал тишину, так что Вера дернулась от страха, а потом подорвалась, как сумасшедшая.

— Алло? Слушаю вас

— Клинкова, ну, Слава Богу, — пронзительный Ленкин голос, казалось, прорвал ушную перепонку.

— А-а-а это ты, — Вера расстроено подобрала подол платья, присаживаясь на пуфик возле телефона.

— А кого ты ждала? Мы тебя, между прочим, всем колхозом искали. Гриша прямо домой заявился, представляешь? Где, мол, Верка, уже какой день не появляется? А я ни сном, ни духом, представляешь? Сама думаю, ну с этим со своим, архаровцем, прелести интимной жизни постигаете, — и Самохина засмеялась в трубку, — Баба с ним была, взъерошенная такая. Смешная. Берет на бок, стоит, пыхтит, Верочку спрашивает. А я же, как встала в пороге, так и сказать ничего не могу, как адрес мой узнали? Мать с кухни вышла, как давай орать, что не будем пылесос покупать. Неделю ведь ходили, черти, предлагали, соседи жаловаться начали. А я стою, как давай ржать, думаю, ну какой в пизду пылесос? О-о-ой, Клинкова, ты там сдохла что ли? Где была то?

— Да там долгая история, Лен, — Вера поджала ноги, перехватывая телефонную трубку другой рукой.

— Так я не тороплюсь, давай, Клинкова, поделись успехами на личном фронте с лучшей подругой. Раз у меня своего мужика нет, так хоть про твоего послушаю, — в трубке зашуршало, и Вера с улыбкой представила, как Ленка поудобнее устраивается в прихожей, под вешалкой с одеждой.

— Ну, вообще-то он пригласил меня сегодня на ужин, — похвасталась Клинкова.

— И ты расцвела как майская роза, а? Ой, Верка-а-а. Ну а с другой стороны, ты ведь можешь там себе еще кого-нибудь присмотреть, уверена, там будут мужики не хуже твоего. Они ведь как, кучкуются эти бизнесмены в одном месте, выбирай — не хочу, — и Ленка заржала в трубку, а потом резко замолчала, — Мне мой после того раза так и не позвонил, представляешь?

— Лен, ну че ты? Сама ведь говорила: «не раскисай», ну может еще позвонит, — Вера искоса поглядывала на часы, — К тому же он вроде как до сих пор не вернулся.

— А ты откуда знаешь?

— Просто предположила, че сразу орешь? Если бы вернулся — точно бы позвонил.

— Ой, ладно, Клинкова, все это мелочи жизни, — Ленка шмыгнула носом в трубку, но Вера сделала вид, что не заметила, потому что знала — Самохина не любила, когда ее жалели. Хотя последнее время она была чересчур сентиментальная, — Я тут, прикинь, кого встретила? Ни за что не догадаешься, я если честно, даже обалдела. Лютика, прикинь? В магазине с ним, в очереди стояли. Такой он забавный, конечно. Очки набекрень, все те же вихры на бошке. О-о-ой, — и опять засмеялась, как будто вспоминая что-то.

Лютик — Владислав Викторович Лютаев был преподавателем истории российского государства на втором курсе в институте. Молодой преподаватель, аспирант, был ненамного старше своих студентов, немного неуклюжий, немного рассеянный, но такой милый. Он часто краснел от цепких взглядов студенток, забавно возмущался, когда кто-то спрашивал его о личной жизни и даже начинал заикаться. Но все это отходило на второй план, когда он начинал с упоением вести лекцию, размахивая руками. К середине пары, забывшись, начинал ходить между рядами, общаясь со студентами, сыпя все новыми и новыми фактами из истории. Он горел своим предметом и к слову, студенты с удовольствием ходили к нему на лекции, потому что реально было интересно. А потом, после звонка, он небрежно смахивал мешающие кудри со лба, поправлял очки и снова превращался в худого паренька, который терялся в толпе студентов. Он все время был Лютиком, со своей скромной улыбкой и чуть подрагивающими ладонями, со своим наспех закрытым портфелем из которого то и дело норовили вывалиться очередные контрольные.

— И как он? Работает в универе? — поинтересовалась Вера, снимая туфли. Время неумолимо приближалось к семи, и она поняла — он не приедет.

— Ага, работает, — судя по очередному шуршанию, Ленка достала конфеты и теперь говорила с набитым ртом, — Теперь на полную ставку, препод наш Лютик, полноценный. Засмущался так, когда я подошла, как будто и не заканчивала универ, представляешь. Такой весь прилежный, так захотелось его потискать…

— Ле-е-ен…

— Ну че «Ле-е-ен» то? Физрука тебе нашего хотелось потискать, а Лютика нет?