По лестнице спускались красиво. Первым шёл Кошкин и держал под мышкой ноги неудачливого хвоста, потом было само тело, и замыкал процессию танкист, держа в руках ту саму кепочку и ворот куртки кепочника.

В апартаментах дворника ничего за несколько лет не изменилось. Нет, всё же одна деталь добавилась, появился топор, приваренный к куску железной трубы. Лёд скалывать. Обыскали жертву столкновения с дверью. Нашли паспорт на имя Сахарова Антона Филипповича. Не родственник ли академику-диссиденту? Нашли рублей двадцать мелкими бумажками и мелочью. И совсем уж нездешнюю вещь. Это был "мизерикорд". Настоящий. Из далёкого прошлого. Не новодел. Больше всего вещь напоминала шило. Ну, хотя. Нет. Шило напоминало лезвие. Тонкое, четырёхгранное, сантиметров двадцати длинной. А вот ручка примечательная. Эдакая катушка, только цельная и железная, тонкая часть обтянута кожей. На конце небольшой набалдашник. И рукоятка и лезвие были в чуть заметных следах коррозии. То есть, антикварную вещь нашли и тщательно отреставрировали, а потом всучили бандиту. Неисповедимы пути… антиквариата.

Долго мучения жертвы описывать не стоит. Потому, что не эстетично и не правда. Антоша после того, как ему воткнули одну вилку в ляшку, а вторую в то место, куда обычно вставляют шланг от клизмы, во всех грехах признался. Картина получалась следующая.

Макаревич обратился с предложением поменять иконы на картины к некой Фаине Рукшиной, которую в известных кругах называли Фаиной Дейч. Та свела Марка Яновича с Григорием Беляковым – известным коллекционером живописи. И сообщила об этом Бяцу.

– А кто такой Бяц? – придерживая третью вилку у глаза опрашиваемого, поинтересовался тёзка.

Дальше как в кино про Жиглова.

– Бяц вор авторитетный.

– А зачем это гражданке Рукшиной? – решил, что дело не чисто, Пётр. И угадал.

– Так Лёва Бяц про неё такое знает. Она же в блокадном Ленинграде обирала умирающих. Меняла продукты на цацки и порсунки. Кроме того обирала квартиры не ходячих уже, под видом санитарки. Вот Лёва её на крючке и держит.

Узнали адрес, где находится сейчас Марк Янович. И вот же совпадение, у гражданина Бяца тот же адрес.

– Бяца – это фамилия? – поинтересовался Штелле, вынимая свою вилку. Ещё пригодится.

– Фамилия Бенецяну. Он с Кишинёва.

Успокоили Антона Филипповича его же мизерикордией. Переводится с французского, как милосердие. Вот и проявили, а то бы мучился, а так отмучился. Вытерли все возможные отпечатки пальцев. Хотя и не должно было остаться. Бугаи были в перчатках, а Пётр только к выключателю прикасался. Но вытерли и ручки и саму дверь и ледоруб, что использовали в процессе блиц опроса.

Адрес был далековато. Район Черёмушки улица Гарибальди. Нужно было такси. Вернулись к гостинице "Россия", к стоянке машин с шашечками. И через час стучались в заветную дверь в пятиэтажной хрущевке.

После устранения преграды, обладатель голоса сполз на пол, каждый двинулся в свою сторону. Вадим на кухню. Там вставал из-за стола мужчина лет пятидесяти, да и килограмм в нём было не больше. Но вёрткий. Пока Кошкин добрался до стола, оппонент достал из ящика этого стола огромный нож, таким курей разделывают. Не предусмотрел вёрткий одного. В дворницкой была совковая лопата со сломанной ручкой. Вот этот обломок бывший милиционер и запустил в противника. Шустрый увернулся. Повезло. Вот только Вадим на самом деле черенок не бросил. Он остался в руке и острый конец сейчас же воткнулся в кадык вёрткого. Всё. Два ноль. Оба Петра в это время двигались по коридору. Вообще-то в хрущёвках их нет. Но тут кто-то провёл абгрейд. Часть комнаты отгородили деревянной перегородкой. В результате третья комната получилась изолированной. За столом в небольшом кабинете сидел чернявый мужчина лет сорока. Здоровенький. Не так как спортсмены или качки, а природной массивностью. Как там говорится в народной поговорке: "Не родись красивым, а родись массивным". Вот, это именно этот случай.

– Се вреи? (Что надо? Румынский).

– Сам ты еврей.

– Что надо, козлы? – перевёл Бяца.

– Поговорить зашли, – усмехнулся танкист и не спеша достал из кармана мизерекордию.

– Да ты кто? Мать твою! – взревел, вставая уголовник

– Не хочешь по плохому, по хорошему будет хуже, – успокоил молдаванина Штелле.

– Вы кто, сявки? – чуть остыл Бяца.

В это время в комнате народу добавилось. Пришёл разделавшийся с оппонентом бывший милиционер.

– Мы ДНД.

– Где Макаревич? – задал не терпящий отлагательства вопрос Тишков.

– Пошёл в ж…, – акцент был и не слабый, но понять, что им тут не рады можно было. Да, даже без труда.

– Пётр Миронович, вы закройте дверь и обыщите всю квартиру, а мы с невежливым товарищем поболтаем, – предложил Кошкин, подходя к столу с боку.

– Только учтите, что это хрущёвка и здесь отличная слышимость, – предупредил бугаёв Пётр и вышел из комнаты.

Дверь закрывалась аж на три замка. Она стоически перенесла удар, а вот верхние петли схлыздили. Шурупы почти полностью выдраны. Пётр попытался восстановить крепление, но смерился с бесперспективностью этой затеи и закрыл дверь, навалившись на неё всем весом. Почти удалось, дверь закрылась, но ни один замок не желал закрываться. Была ещё и цепочка. Вот на неё и пришлось закрыть непослушную дверь. Оглядев дело рук своих и ног вадимовых, Штелле вздохнул от понимания некачественно выполненной работы и пошёл обследовать квартиру. В это время в покинутой им комнате, что-то сгрохотало. Потом там рычали и крякали. Но не долго. Вскоре кряканье стихло и послышался шум отодвигаемой мебели, а затем, звук перекатывания чего-то. Не выдержал, заглянул. Бугаи засунули в рот молдаванина часть маленькой диванной подушечки, и теперь заворачивали его в лежащий на полу ковёр. Наверное, насмотрелись "Приключений Шурика" и теперь будут вырезать в ковре дырку, чтобы добраться до пятой точки. Ну, пусть поразвлекаются.

Пропажа нашлась в ванной. Ну, как в ванной, хрущёвка ведь. Санузел совмещённый. Но именно в ванной лежал связанный по рукам и ногам Марк Янович. Лежал с выпученными глазами и этими глазами под мычание старался привлечь внимание к кляпу. Пётр первым делом это полотенце и вытащил.

– Пить! – прохрипел литовский еврей.

– Сейчас, потерпи, – Штелле сходил на кухню. Всё в кровище, и на полу навзничь лежит мужичонка, и из порванного горла пузырятся кровавые пузыри. Вот как-то некрасиво: "Пузыри пузырятся". И само-то действо не верх эстетичности, а при такой тавтологии и подавно. Ладно, пусть пузыри надуваются и лопаются. Гораздо ведь симпатичнее. Только Петра вывернуло. Не эстет. Картина привлекательнее не стала. Теперь пузырились вперемежку кровь и рвота. Вывернуло ещё раз. Пришлось сначала в себя воду заливать, потом судорожно разыскивать в ящике стола нож. Не нашёлся, тогда ещё воды. Ага, вот на столе лежит с присохшей яичницей. Опять вывернуло. Снова за водой к крану. Всё же взял нож и вымыл. Отпечатков везде уйму наоставлял. Наконец, всё-таки налил в стакан воды и прошёл в ванну.