Пардо сделал пометку в блокноте.

– А как? На машине или на поезде?

– На машине.

– Вы подъехали к дому? – Пардо пристально посмотрел на актера.

Актер ответил ему таким же пристальным взглядом и легкой улыбкой.

– Умно. Нет, я не подъезжал к дому. Я отправился на Ривер-стрит, это неподалеку, и поставил машину в гараж Кэппера. Потом я пешком прошел к дому.

Пардо кивнул и записал адрес гаража – еще один пункт в программе рутинных проверок. Инспектор был уверен в том, что Карновски не рискнул бы привлечь внимание миссис Лакланд, подъезжая прямо к дому и паркуясь там.

– Я предполагал, что все примерно так и было, – заметил инспектор. – Во сколько вы ушли из дома?

– С точностью до минуты не вспомню. После десяти. Но, думаю, ненамного. Дворецкий должен запирать все двери в десять. Я знаю, что ушел после десяти, так как для меня пришлось отпирать выход.

– Ясно. Не хочу, чтобы мои вопросы показались неуместными, но мне бы помогло, если бы вы смогли сказать, как и в какой компании вы проводили время после ужина.

– Должен заметить, что ваш вопрос очень прямой. Вы что, подозреваете меня?

Простодушность вопроса заставила Пардо отбросить официальный тон. Полицейский улыбнулся.

– Не раскрою большой тайны, сказав, что на данном этапе следствия я подозреваю всех и, в то же время, никого конкретного. Можете быть уверены – до сих пор не произошло ничего такого, что заставило бы меня подозревать именно вас. Подозрение может на вас упасть, только если вы откажетесь сообщить мне то, что я хочу знать, (а вы, конечно, можете и отказаться, если хотите).

Пардо внезапно почувствовал низостью то, что он косвенно подталкивает человека, который, очевидно, не понимал всей сути его замечаний. Однако Карновски словно не понял скрытую угрозу и ответил прямо:

– Но я ничего не скрываю. Все было очень просто.

Как он и сказал, все было очень просто. Это подтверждало показания девушек о тихом вечере, прошедшим за беседой. Но Пардо был разочарован тем, что Карновски не мог ни назвать время, в которое Кэрол оставила его с Дженни и поднялась наверх, ни сказать, как долго она отсутствовала. На первый взгляд казалось, что он честно пытается вспомнить, а затем одарил Пардо своим пронзительным взглядом и стал скрытен. «Я не знаю. Не могу вспомнить», – вот и все, что он сказал. Быстро осознав ситуацию, инспектор снял этот вопрос.

Пардо получил интересный факт, задав вопрос, находился ли актер хоть какое-то время вне гостиной. Да. Около половины десятого или, может быть, чуть позже он подымался в ванную. Он провел там пять минут. Да, он знал, где находится ванная, ведь он уже бывал в доме, но он и не подозревал, что спальня миссис Лакланд находится совсем рядом с ванной комнатой.

– Я никогда не знал, какую комнату занимает миссис Лакланд, – он утверждал это так возмущенно, что в его словах появился комический оттенок. – Я никогда не видел миссис Лакланд. Я никогда не говорил с ней.

«Не удивительно, что старая леди так возражала против этого юноши, – подумал Пардо, – ведь внучки даже не потрудились их хотя бы формально познакомить».

– Значит, вы никогда не встречались с миссис Лакланд? – спросил инспектор, даже не пытаясь скрыть удивление.

– Никогда. Она бы этого не захотела. Я знаком с мисс Херншоу и мисс Квентин с Нового года, то есть еще с тех пор, когда их бабушка еще не заболела, но она тогда не хотела меня видеть. А затем, когда она заболела, то не выходила из своей комнаты. Даже когда ей стало лучше. Поэтому, когда пришел к ним, я не видел миссис Лакланд.

Возбуждение в голосе актера сделало его речь несвязной. Пардо заинтересовался и ожидал услышать что-нибудь новое. Но зря. Карновски либо взял себя в руки, либо решил, что английский язык не может выразить его эмоции. Он замолчал, и Пардо воспользовался возможностью задать следующий вопрос:

– Мистер Карновски, вы знаете, почему миссис Лакланд отказывалась увидеть вас?

Его спокойный тон был оплачен той же монетой. Актер, жестикуляция которого вне экрана была точно такой же, как и на экране, пожал плечами в своем стиле – легким, но красноречивым жестом.

– Она была безумна, – ответил он низким голосом. – Ей был нужен… – актер подбирал нужное, но позабытое им слово, – ей был нужен психиатр. Она не молода, и поэтому она не хочет, чтобы внучки были молодыми. У нее есть деньги, и она хочет выстроить их жизни, а затем – поломать их, – актер вдруг широко взмахнул руками, это был его самый красноречивый жест из тех, что видел Пардо. Карновски словно что-то выстроил и тут же разрушил. Он взглянул на инспектора: за исключением сверкающих глаз, лицо актера было бесстрастно. – Они не должны встречаться с мужчинами. Они не должны ни с кем встречаться, ведь сама она больше не молода, – безжалостно сказал он, тщательно подбирая слова, чтобы обойти подводные камни неродного языка.