Шрифт:
— В Кириополе?
— Если хотите, в Лагранже. Я не буду возражать. После референдума я буду куда свободнее в своих решениях.
Принесли кофе.
— А как же десять лет? — спросил я.
— Забудьте. Особенно если удастся то мероприятие, которое привело вас ко мне. Анри, во-первых, я очень рад, что вы решили выступить посредником в деле примирения с вашими бывшими соратниками. Это ведь полностью ваша инициатива?
— Да.
— И согласия той стороны пока нет.
— Верно, но там не сумасшедшие. И не самоубийцы. По крайне мере, красиво умереть не является их целью. Они хотят независимости Тессы, но не могут не понимать, что сейчас это дело безнадежное. Я предложил им хороший выход.
— Что может стать камнем преткновения?
— Во-первых, психокоррекция. Во-вторых, гражданские иски.
— Со вторым вопрос решим. С первым сложнее. Я предлагаю такой вариант. Полная амнистия, прощение всех долгов, но при условии, что все они пройдут осмотр у психолога и, если им назначат курс психокоррекции, он должны будут его пройти.
Я вздохнул.
— Это вопрос безопасности, — сказал император, — я не могу подвергать риску людей и не могу допустить, чтобы ваши бывшие коллеги вернулись к терроризму, несмотря на все обещания. Психокоррекция — некоторая гарантия спокойствия.
— Если они пообещают — они не вернуться.
— Это только ваше мнение.
— Я знаю своих людей.
— Не думаю, что всех.
— Ладно, я передам. На ОЦ они могут рассчитывать?
— Я проконсультируюсь у Ройтмана. Скорее всего, будем решать с каждым, в индивидуальном порядке.
Я вернулся в РЦ окрыленным. Как быстро я забываю обиды, оказывается. Психокоррекция что ли?
— Вы только занятия не бросайте, — улыбнулся Кастальский.
— Ни в коем случае.
Я жил в Центре третий месяц. Учиться после двадцатилетнего перерыва оказалось тяжко, но только поначалу. Я быстро понял две вещи. Во-первых, смутные воспоминания о программе первого курса истфака оказались не такими уж смутными и планомерно всплывали у меня в голове по мере штудирования учебников и просмотра лекций. Во-вторых, шесть с половиной лет в ПЦ, когда от меня отстали с препаратами и БПшником, и я смог безвылазно торчать в местной библиотеке, тоже оказались не потерянными. Знаний было как в хорошем архиве. Только систематизировать.
Так что первую сессию на истфаке я благополучно сдал через два месяца. Причем все на отлично. Один преподаватель был особенно доволен, и очень хвалил мою курсовую по истории колонизации Кратоса. И выразил надежду, что будущие мои книги будут не только увлекательными и остроумными, как история Тессы, но и менее дилетантскими.
Кастальский был в восторге. «Анри, — сказал он. — если с правом будет такой же результат, я отпущу вас в Лагранж на две недели».
Сдавать сессию на юридическом я собирался еще через месяц, летом.
После сессии на истфаке, на радостях, Дмитрий разрешил мне пить, но не крепче десяти градусов. Событие отмечали всей группой в одном из маленьких ресторанчиков на Озерном. Я не любитель пива, и с наибольшим удовольствием взял бы сухое вино, но публика была не винная, да и в разрешенный градус с вином не уложишься. Так что компания потребляла эту горькую ячменную дрянь, правда за мой счет, и потому самую дорогую, темную и гордо именующуюся элем. Зато я увлеченно чередовал сидр с пуаре. Так увлеченно, что нарвался на нотацию от Кастальского.
— Анри знайте меру, — сказал он. — Вам еще право сдавать. Давайте так, не больше двух кружек в день не больше двух раз в неделю.
— Кружки разные бывают, — заметил я.
— Я вам лимит выставлю на имплант, не ошибетесь.
Никаких санкций не последовало, поскольку я ничего не нарушил. А как сигналит имплант при превышении лимита я так и не узнал. Вылазка в компании была для меня скорее исключением, чем правилом. Я ждал посланца РАТ, а общество наемного убийцы, махдийского террориста и бывшего гангстера было явно лишним на этих переговорах. Так что обычно в Озерном я ужинал один. А я же не горький пьяница, чтобы напиваться в одиночестве, так что одной кружки пуаре мне хватало за глаза.
Пока я ждал этого визита случилось еще одно важное событие. Точнее даже два. Во-первых, ко мне приехал Артур. В общем-то, он дисциплинированно навещал меня минимум раз в месяц, но этот был особенным.
— У нас с Мариной в сентябре свадьба, — объявил он. — Будешь?
— Если отпустят.
— Я сказал, что без тебя никак. Леонид Аркадьевич обещал все устроить.
— Тогда конечно.
Мы сидели на белом песке пляжа под соснами, давшими острову название. Вода здесь холодная, но в первой половине лета окунуться можно. И мы решились. Даже отплыли от берега метров на двадцать под закатные фиолетовые облака.
И я был почти счастлив.
После визита Симона прошло почти полтора месяца, я устал ждать и начал терять надежду. Ужинать в Озерном в одиночестве в том самом кафе меня заставлял стыд. Как же так: обещал Хазаровскому и не сделал?
Для глициний в Озерном было слишком холодно, зато город наполнял аромат цветущих лип. Пять дней до сессии. Я уже две недели не пил вообще, и чаще появлялся в другом кафе, поменьше и поспокойнее. Здесь можно было погрузиться в учебники, так что никто не мешал. В конце концов, если меня нашли там, найдут и здесь.