Шведская армия, предводительствуемая дряхлыми кабинетными полководцами, поспешно ретировалась. Шведским генералам внушала страх сама возможность обходных движений, заимствованных их русскими коллегами у «любезного брата» Наполеона. Гельсингфорс был занят после легкой стычки, столица Финляндии Абов сдалась без боя. По вечной нашей склонности все скрывать публика была извещена о начале войны лишь после того, как почти вся Финляндия была завоевана. Только на самом севере главные силы шведов ещё ожидали пополнений из матерой Швеции, дабы уберечь от русских коренную часть страны.

После занятия русскими Аландских островов и крепости Свартгольм Густав IV Адольф ещё ласкался надеждою, что многочисленный гарнизон «северного Гибралтара» Свеаборга с его неприступными верками, непробиваемыми бастионами и ловушками, устроенными по последнему слову фортификации на островах супротив Гельсингфорса, способен защищаться многие месяцы, отвлекая основные силы русской армии. Вдруг, после продолжительного стояния и двенадцати дней взаимной канонады, в которой были сожжены сотни пудов пороха, выпущены тысячи ядер, гранат и бомб и выбиты почти все стекла, но от которой погибли всего шесть человек и не обрушилась ни одна стена, вице-адмирал Кронстедт, почитаемый за честного и опытного воина, без явной причины сдал Свеаборг на капитуляцию. Не обнажив меча, в руки неприятеля отдался гарнизон, едва ли не превышающий атакующие силы, сотни орудий, тысячи зарядов, огромные припасы провизии и целая гребная флотилия из 110 кораблей.

Шведские и особливо финские историки почитают падение Свеаборга величайшим предательством в истории страны. И хотя против Кронестедта не было найдено никаких доказательств, его осыпают проклятиями, как главного Иуду, подкупленного золотом русского царя. Но у свеаборгской катастрофы есть и более романическое объяснение, подтвержденное некоторыми письмами русского командующего на высочайшее имя.

Из писем этих следует, что некая капитанша Рейшершельд, жена начальника одного из свеаборгских фортов, живя вместе с другими офицерскими женами в захваченном русскими городе, но поддерживая сношения с крепостью, сумела так оплести своими интригами всех офицеров гарнизона, что они вовсе лишились мужества и поддались очарованию царских посулов. Наконец, грохот безвредных обстрелов и неудобства военного быта показались им толико ужасными, что они сами разоружили свое войско, пылающее местью и рвущееся в бой.

Казалось, что русские достигли высшего предела успехов и падение Стокгольма неминуемо. Европейские газеты писали о поражении Швеции как о деле решенном. В обоих российских столицах публика восхищалась успехами наших ироев и жалела бедную Швецию, дни который сочтены.

Но на этом успехи русской армии кончились.

Гарнизон Свеаборга был распущен по домам под честное слово не воевать против русских. Но, несмотря на порядочность финляндцев, местные пасторы с успехом убеждали их в том, что насильственно исторгнутая клятва русскому царю недействительна и её можно нарушить. Леса наводнились шайками партизан во главе с бывшими унтер-офицерами, солдатами, а иногда и священниками. Жители обозлены были грабительством голодных российских войск, каковое уже не могли остановить никакие приказы. Почти все финны были прирожденные охотники, отлично стреляли и знали каждую лесную тропу. Партизаны нападали на обозы, истребляли российские пикеты и захватывали курьеров, лишая армию продовольствия и сообщения. Жестокости финляндских поселян сравнивали с Вандеей, и ответные зверства русских карателей им не уступали.

Вооруженные шайки местных жителей во главе с неким воинственным попом освободили от русских Аландские острова и пленили немногочисленный гарнизон под командой Вуича. На главном театре войны шведские силы одержали несколько побед в сражениях, которые почитались бы мелкими стычками в наполеоновских кампаниях, но лишили российское войско очарования непобедимости. С возобновлением навигации шведы совершили через Ботнический залив несколько десантов, которые не достигли успеха, но воспламенили народное восстание по всей стране.

В дебрях восточной Финляндии, почти лишенных селений, успешно действовал Сандельс – один из лучших шведских военачальников, вроде нашего Кульнева. При относительно небольших силах Сандельс использовал милиционное войско саволакских стрелков и многочисленные толпы мужиков, доходившие до самой русской границы и однажды даже пересекшие её. Сам же Сандельс с главными силами своей бригады занимал позицию в Тайволе, угрожавшую корпусу Тучкова и почитавшуюся неприступной.

Для действия в тыл Сандельсу и умиротворения лесного края Карелии в пограничном Сердоболе был сформирован отряд генерала Алексеева из трех эскадронов драгун и сотни казаков. Это происходило не в дальнем расстоянии от Нейшлота, где изнывал Американец. И Федор Иванович натурально бросился к Алексееву проситься в его отряд.

Алексееву приглянулся «молодой лев» Толстой, и он, конечно, не возражал против того, чтобы его экспедиция пополнилась энергичным офицером. Вопрос казался решенным и оставалось только получить подтверждение в штабе для перехода Толстого в другую часть. Однако вместо разрешения Алексеев получил выговор, а командиру нейшлотского гарнизона было наказано впредь более строго следить за отлучкою своих офицеров. По нешуточному испугу Алексеева сим выговором из-за опального гвардейца легко было догадаться, что высочайший окрик последовал из самого Петербурга. Итак, наш государь, столько раз прощавший более серьезные проступки и недавно освободивший из-под следствия генерала Тучкова вместе с другими виновниками наших последних поражений, в который уже раз проявил необъяснимую мстительность к шалуну, наказание которого продолжалось уже три года!

Федор Иванович шутил, что его отстранение от боевых действий всегда приводило Россию к поражениям. Действительно, отошед в глубину карельских лесов, небольшой отряд Алексеева был со всех сторон обложен невидимыми стрелками. Единственный прямой его путь был прегражден завалами, и вооруженные мужики даже дерзали атаковать русских драгун, непривычных к одиночному огнестрельному бою. Бросая нерасстрелянные патроны, наши солдаты возвращались в депо за новыми зарядами, лишь бы не противостоять часами в одиночестве скрытому врагу, блуждали по зарослям и попадали в плен. К тому же, ещё одна многочисленная шайка финляндцев во главе с неким фельдфебелем попыталась отрезать русским обратный путь.