Шрифт:
На шоссе девушки-регулировщики беспрестанно указывают флажками – белыми и красными – направления и отдают честь командирам. Эти девушки – образец дисциплины: объяснят всё толково, знают все маршруты наизусть, а в глазах – такая молодость, такой свет, что его не затмят никакие дымы разрывов!
Очередная попытка фашистов вырваться на шоссе к Шлиссельбургу отбита. Между рощей и шоссе догорают и дымят восемь средних танков… Бьёт батарея. С перелётом ложится ответ противника. Низко проходят два «ила». Сапёр вколачивает деревянным молотком указатель-вывеску… Как всё слитно, едино! Какая во всём этом прочность, именно прочность! Это ощущение удваивается, утраивается, когда подходишь ближе к Шлиссельбургу.
Осмотрел Преображенскую церковь (бывший немецкий узел сопротивления). Она разбита основательно. Сюда всадили до сотни снарядов. Барбакадзе говорит: «Это наша работа».
Снег здесь окрашен во все тона: кровью, розовой кирпичной пылью, чем-то ярко-жёлтым (остатками взрывчатого вещества?), сажей от сгоревших немецких блиндажей… Стоят обуглившиеся вековые сосны, – из свежих их ран ещё сочится смола.
Везде обрывки шинелей, разбросанное немецкое имущество, газеты, конверты, патроны и т. п. Наши тащат из разрушенных немецких блиндажей брёвна и доски для новых сооружений. Тяжёлые грузовые машины непрерывно подвозят лес… Скоро здесь будут построена железная дорога – по ней мы пустим первый поезд в Москву! Это, конечно, ещё не «стрела» [33] , это будет фронтовой поезд, но как он нам люб, как мы ждём его! Через Неву от Шлиссельбурга уже выстроен деревянный железнодорожный мост.
33
Автор имеет в виду нарядный фирменный поезд «Красная стрела».
Немецкие надписи сорваны. Неделя, две – пройдут весенние дожди, зазеленеет травка, деревья – я уверен – выправятся, отрастут, зацветут, и останется одно воспоминание от полуторагодового пребывания фашистских оккупантов.
Шлиссельбург разрушен. На сегодня в городе – триста пятьдесят человек гражданского населения. (Что с остальными?)…
Я прошёл по центру города, по набережной, побеседовал в управлении милиции, посмотрел работы по расчистке города. Местные жители убирают снег… Судоремонтный завод, ситценабивная фабрика и другие предприятия разрушены, но полным ходом идёт их восстановление. Стук, грохот, визг пил, удары топоров. На февральском ветру поют новые телеграфные провода.
Бегут вездесущие мальчишки: «Дяденька, идём покажу, – у нас тут одна гражданка советское знамя сохранила!..»
Вернулись на правый берег. Ощущения крепкие, острые… Беззвёздная ночь. Теплеет… От воздуха, ходьбы, езды, впечатлений я устал и в эшелоне сразу заснул.
2 февраля 1943 года
Оттепель…
Послал вторую телефонограмму С. К. Днём условился, что сделаю доклад для личного состава транспортёра. За обедом в дружеской обстановке провёл политбеседу на международные темы. Вопросов много.
Телефонограмма от генерал-майора Лебедева с вызовом в Смольный. Срочно выехал на машине. Оттепель ещё сильнее… На шоссе обнажились асфальт и брусчатка. В воздухе что-то весеннее…
Смольный. Взял пропуск…
Меня приглашают в салон. Сервирован стол. За столом – Николай Тихонов. Здороваюсь… Оживлённо беседуем о фронтовых делах. Тихонов худой, усталый, но работает упорно. Как обычно, рассказывает острые эпизоды…
Нам сообщили причину вызова: поручение Тихонову и мне – написать ответ лорд-мэру Лондона Сэмюэлю Джозефу на его поздравительное послание Ленинграду.
3 февраля 1943 года
Мутная погода… Плохо спал.
Читаю прессу.
Днём написал очерк в «Правду» – «Ленинград наступает»… На такой очерк надо несколько дней, а ритм жизни быстрый – всё скорей, скорей!
С 4 часов дня на партбюро в Пубалте – вопросы приёма в партию.
4 февраля 1943 года
Ветрено…
Очень тёплые письма от радиослушателей. Звонили откуда-то с Нарвской заставы: «Выступите ещё, привет от двенадцати девушек». Я представил себе этих боевых девчат.
Приехал А. Фадеев. Был у С. К. Привёз нам немного сухарей, консервов, водки, табаку…
Рассказывал о московских литературных новостях… О, литературный мир, даже война с Гитлером тебя не изменит!
С утра у меня был редактор «Нового мира» и «Краснофлотца» Щербина. Его командировал к нам Рогов [34] . Это, так сказать, «литературная разведка». Беседовали о том о сем… Разговор опять свёлся к пьесе. Они полагают, что большую пьесу так просто написать в условиях постоянных ленинградских заданий, поездок, текущей работы и пр. Да и материал меняется на ходу – темпы войны всё больше ускоряются.
34
Начальник Главного политического управления Военно-Морского Флота.
Щербина говорил, что вызревания чего-либо нового в литературе пока нет. Видимо, ещё рано, – нужна дистанция… События перехлёстывают через вчерашние оценки. Недавно написанные пьесы или повести – в свете новых событий – уже кажутся менее значительными, вянут. И это понятно.
– В Москве холодно, не хватает дров, во многих домах вышел из строя водопровод. Нет ленинградского уменья «зимовать»… (Ну, оно и нам дорого далось!)
Я рассказал кое-что о ленинградской жизни. Щербина поражён трудностью нашего быта… Просит дать материал в «Краснофлотец», хочет перепечатать из «Ленинградской правды» мой очерк «Город Ленина» от 22 января 1943 года. Пожалуйста.