— И сколько ты уже здесь?

— Прошло тридцать три года и сорок семь дней.

— И как настрой сейчас?

— В жопу природу! В жопу систему!

— Матерью ты ее больше не называешь?

— Машина! Машина изуродовала меня ни за что! Я спас людей… а меня превратили в урода и отправили пасти муравьев! Ради всеобщего блага?! Что это за благо такое, когда жизни людей не стоят жизни пары деревьев? Знаешь, что ответила мне система, когда я задал этот вопрос пару лет назад?

— Удиви меня еще раз.

— Она привела в пример животных! Мол каждый год в подобных грязевых, смоляных и трясинных ловушках погибают десятки тысяч животных, птиц, насекомых. Это естественный ход вещей… Смекаешь, Оди?! Естественный мать его ход вещей! Старики и бабы хлебают грязь и тонут — и это естественно! Они утонут, их тела станут удобрением, на которых вырастут новые растения, цветы и грибы — а их сожрут другие звери или даже люди… А когда я сказал ей, что человеческие жизни ценны, она ответила, что человеческому виду можно не беспокоиться о сокращении своей численности — нас и так слишком много… Слишком много!

— Тебе там долго еще?

— Я иду… я гряду…

— Ну да…

— Так я ошибся, когда спас несчастное племя?

— Ты? Да. Ты ошибся в тот момент, когда не вышиб мозги долбанному вождю того племени. Это его ошибка. Его вина. Он завел свое племя в ловушку. Тебе надо было вышибить ему мозги дубиной и бросить труп в яму с пузырящейся серой грязью.

— Красной грязью. Там была красная грязь…

— Да похер.

— Встретить бы того вождя… но он давно состарился и мирно сдох.

— Может и так…

— Вот он я… не стреляйте…

Мелькнувшую между деревьями темную тень я увидел еще полминуты назад, но не сказал об этом, пытаясь идентифицировать. У меня не получилось. Увидев то, что выплыло из-за группки самшитов, рубщики колыхнулись назад и разом заткнулись.

Их можно понять — пусть не сразу понять, что вышло на открытое пространство, но сразу ясно, что это нечто… ненормальное, исковерканное, то, что в принципе не должно жить.

— Велосипед в дерьме? — предположила Ссака.

— Призм урод — равнодушно заметил Каппа.

— Младшее божество — просипел Гонсалес, рушась на колени.

— Подними жопу — рявкнул я, помогая пинком, от которого проводника подбросило и откинуло в сторону.

— Вот он я… такой как есть…

— Да тебя много — заметил я, глядя на тысячи мельтешащих муравьев, покрывающих его тело.

— Паразиты… трудолюбивые гребаные паразиты…

— И колеса у тебя зачетные… любишь шик и ветер в ушах?

— Пошел ты!

Передо нами замерло нечто, что более всего походило на… огромного велосипедиста. Нет… скорее на беговелиста или как там называют этот тип транспорта, где жопа на сиденье и колесах, а ноги толкают тебя вперед. Цельнометаллические толстые широкие колеса уходили в пористую бесформенную массу, из которой вниз опускались две штуки, в которых лишь при наличии огромного воображения можно было опознать две ноги, обросшие той же зеленовато-черной хренью. Сверху гигантская нашлепка гриба — та же ноздреватая хрень. На макушке цветущая клумба…

Клумба…

Гриб колесный. К нам подкатил уродливый гриб на двух колесах. Дав нам насладиться зрелищем, гриб медленно опустился, втягивая колеса в свое тело. Полминуты… и мы видели лишь огромный муравейник с цветами наверху.

— Охренеть — произнес я — И как? Жопа не чешется, когда в нее муравьи забегают?

— Твоя жопа — муравьиный дом! — заметила Ссака.

— Не гневайся, о бог — простонал из кустов ушибленный Гонсалес.

— Разрубить и достать ушлепка — прогудел Каппа — Могу помочь…

— Да пошли вы все! Я… я… я в жопе! Поняли?! Я в сучьей жопе! Меня уже не вернуть… я останусь таким пока не сдохну…

— Техническое внутри — понял я, глядя на колышущуюся над «муравейником» антенну — Там же экраны?

— У меня остались глаза… но они внутри. А перед ними экраны.

— Прямого зрения наружу у тебя нет?

— Нет. Знаешь в чем самая главная сучья шутка? В том, что я живу в джунглях, но эти самые сраные джунгли могу видеть только через экраны, а не вживую! Дышу воздухом джунглей, но он всегда пахнет муравьиными жопами! А мои глаза всегда чешутся и болят… а мои веки кусают муравьи, когда я сплю слишком долго… Они дают мне поспать не больше двух часов в день… И они заставляют меня постоянно жрать… чтобы я больше срал… а мое говно им очень нужно — там какие-то ферменты… Я ходячая фабрика по производству умных муравьев. И прямо во мне трахается муравьиная матка, рожая и рожая…

— Интересная у тебя жизнь — заключил я.

— Да… да ты тот еще жестокий ублюдок.

— Откуда слышал обо мне?

— Я разговариваю иногда с одним из плавучих племен. С нормальным племенем, а не с теми, кто подкидывают мне связанных придурков на съедение. Их я как-то шуганул так, что они больше к этому берегу не подходят. А еще я напророчил им беду, если они не перестанут скармливать муравьям живых людей. Я даже сумел убедить одно племя свергнуть своего вождя, а затем убить его и скинуть в реку. Жестокий он был ублюдок… и любил трахать молоденьких…