Шрифт:
Чуть забрезжил рассвет, а Дмитрий Устинович был уже на ногах и, подкашливая в кулак, вышел тоже во двор. Совсем ни к чему был радостный крик петуха, звонко возвестившего о наступившем деревенском утре.
Не спится, Ванюша? – обратился он к сидящему на колоде зятю.
Да вот все думаю, за что же они так подло с людьми поступаю! и где же найти эту справедливость, – ответил Иван на вопрос
Ничего, Ванюша, Господь Бог их рассудит. А мы уже привычны ко всякому труду, надеюсь, выживем и на новом месте, – с надеждой на лучшее молвил Дмитрий Устинович. Но не знал ОН, да и не мог знать, не провидец же он будущего, что проживут на новом месте совсем немного и один за другим вместе с любимой супружницей Варварой отойдут в мир иной. А детей
Раскидает судьба по разным местам и городам, где они растеряются и только по прошествии не одного десятка лет смогут встретиться у своей старшей сестры Устиньи все на том же седом Урале, откуда и были вывезены, а точнее выдворены, в свои детские годы.
Утро совсем вошло в свои права. Первые лучи солнца приветливо и ласково пробежали по водяной глади озера и потихоньку заглянули на подворье Савельевых.
– Ладно, хватит горевать, пора в путь-дорогу собираться, – заключил Дмитрий Устинович, направляясь в дом. – А ты, Иванушка, запрягай Воронка и положи ему в телегу две плицы (большой совок) овса. Поедешь с нами до станции и обратно Воронка пригонишь, а уж к вечеру отвезёшь к Лукерье Степановне Устиньюшку с Яшей.
Не успели уложить на телегу узлы, как за воротами раздался чиновничий голос: «Савельевы, выезжайте со двора, время сборов закончилось!»
Иван распахнул настежь ворота и подвёл к ним под узды Воронка, а тот, словно чувствуя, что в последний путь везёт хозяина, настойчиво и усердно бил копытом передней ноги по земле.
Мария и Киприян усаживали малышей в телегу, а Варвара Степановна, крепко обнявшись с Устиньюшкой, громко и навзрыд плакали, словно в предчувствии, что видятся в последний раз.
– Ну, будет вам воду лить из глаз, – нарочито сурово, но с чувством огромной тоски, проворчал Дмитрий Устинович и, отстранив Варвару Степановну, добавил при этом: «Полезай, Варварушка, в телегу». Он крепко обнял дочку и трижды поцеловал, прощаясь и чувствуя, что это навсегда. Потом поднял на руки внучонка Яшу, прижал его крепко к груди, и скупая мужская слеза покатилась по его морщинистой щеке. Опустив мальца на землю, он погладил его по курчавой головёнке и, резко повернувшись, шагнул к телеге, в которой, как курчата вокруг матери- курицы, расселись ребятишки. Он лихо запрыгнул в телегу и по-командирски приказал Ивану: «Трогай!»
Повозка выехала со двора и направилась по улице на околицу деревни, где их поджидали шесть подобных повозок. Устинья со слезами на глазах вышла из ворот на дорогу и долго ещё смотрела вслед удаляющемуся обозу, а рядом с ней, уткнувшись в подол, стоял трёхлетний Яша. Левой рукой она прижала его к себе, а правой смахивала выбегающие из глаз слезы.
Дмитрий Устинович, Варвара Степановна, их дети Устинья и Киприян
Глава 2
Начинаем жить по-новому
Поздно вечером, когда солнце скрылось за горизонтом, вернулся домой Иван.
– Ну как там они? – с беспокойством и глубокой печалью в голосе спросила Устьинья.
– Да, погрузили всех в телятники (вагоны для перевозки скота), и повезла их чугунка (так простой люд окрестил паровоз) в неизвестное направление, вроде бы, куда-то на север.
– Садись, Ванюша, за стол, да поешь, – с этими словами Устинья быстро достала из печи горшок с гороховой кашей и положила калач свежеиспеченного хлеба.
– Да не до еды мне, кусок в горло не лезет, – ответил с болью в душе Иван.
– Нет, нет, – утвердительно настаивала Устя (так иногда ласково называл свою супружницу Иван), и тут же налила в кружку молока.
– Приходил писарь и сказал, чтобы к утру были готовы к выселению, – сказала Устинья.
– Да чтоб они подавились, злыдни бесовы! – с ненавистью крикнул Иван. – Подай мне листок бумаги и ручку с чернилами, – обратился он к супруге.
– Что ты задумал, Ванюша? – в ответ на просьбу спросила Устинья.
– Что, что? Письмо напишу нашему дяде Игнату, всё их беззаконие опишу. Пусть примет меры, всё же дядька родной, – решительно заявил Иван.
Выпив кружку молока, он смахнул со стола крошки хлеба и разложил листок бумаги. «Здравствуй, родной дядюшка Игнат», – начал писать Иван. Далее он подробно описал обо всем случившимся за последние два дня. Сложив написанное письмо в треугольничек, он подписал на нём адрес дяди Игната, проживавшего в Оренбурге. В обратном адресе он написал на село тещиной сестры, куда и должны они отчалить завтра.