— Да пошёл он! — всхлипнула девушка. — У меня один отец, тот, который меня воспитывал! Также, как и семья, в которой я выросла! А фамилия моя Пафнутьева! И я ей очень горжусь!

— Да ты у меня вообще самая лучшая. — Я позволил себе усмехнуться. — Да, фамилия Пафнутьева звучит очень гордо, а для кого-то даже и довольно страшно. Но для понимающих людей фамилия Кузьмина звучит не менее весомо, а может быть, даже и пострашнее.

— Отстань, Лёшка! — девушка опять дернула плечом.

— А ведь я тебя понимаю лучше, чем кто бы то ни было, Лесенька. У меня тоже не было родителей, а потом внезапно появился отец и куча остальных родичей. Только вот моему отцу, в отличие от твоего, ни от кого не надо было скрываться и бегать, а появился мой папаша только тогда, когда не сумел заделать другого наследника мужского пола. А так я, Лесенька, самый натуральный ублюдок, рожденный хоть и по большой любви, но не в браке. Это сейчас все про этот факт забыли, но быстро вспомнят, когда будет нужно. А ты родилась в нормальной семье, и только потом… Да и росла в любви и ласке. А на Кузьмина не обижайся, насколько я понял, он твою маму до последнего пытался спасти… Тебе родным отцом гордиться надо… Так что…

Девушка вырвалась из моих объятий, встала, утерла слезы и надела халат.

— Лучше выпить налей, — попросила она.

— Без вопросов. — Поднялся и я, чувствуя, что девушка начинает понемногу приходить в себя. — Вина или коньяка?

— Коньяка. — Алексия буквально упала на кровать. — Здесь поможет только коньяк. И как давно ты знаешь, что Кузьмин — мой отец?

— С момента его появления в нашем особняке. Вернее, я не знал, а догадался. Помнишь ту историю, где были два Ивана? — она кивнула. — Мне показалось, что там должен был фигурировать только один Иван, тогда все сходилось. А уже потом Кузьмин сам подтвердил мою догадку и приказал мне заботиться о тебе всеми доступными способами.

— Понятно… — вяло протянул она.

Когда я вернулся из гостиной с двумя бокалами коньяка и отдал один из них девушке, зазвонил мой телефон:

— Алексей, добрый вечер! — Это был Пафнутьев. — Я так понимаю, что Алексия теперь все знает?

— Да, Виталий Борисович. Так получилось…

— Как она? — В голосе приемного отца девушки слышалась еле скрываемая тревога.

Я повернулся к виновнице всеобщего беспокойства и спросил:

— Лесь, ты как? Виталий Борисович интересуется.

— Нормально. Жить буду, — вяло отмахнулась она. — Передай отцу, чтобы не волновался.

Я держал телефон таким образом, чтобы Пафнутьев и так слышал наш разговор.

— Слышали?

— Алексей, я выезжаю, — сообщил он. — Скоро буду у вас.

— Ждём. — И, когда убрал телефон, сообщил девушке: — Виталий Борисович скоро приедет.

— Хорошо, — просто кивнула она.

Опять лезть со своим участием не стал, ей сейчас явно нужно было просто побыть наедине со своими мыслями, но и оставить ее одну никак не мог, мало ли что…

— Лесенька, ты бы оделась, скоро Виталий Борисович приедет.

— Хорошо, — также потерянно согласилась она, встала с кровати и начала рыться в шкафу.

А я вышел в гостиную и набрал Прохора, которому быстро описал сложившуюся ситуацию.

— Пафнутьев мне уже позвонил, — вздохнул в трубку воспитатель. — У тебя точно не было другого выхода? Слишком уж это как-то неожиданно получилось…

— Дружку своему лепшему претензии будешь предъявлять! Не надо было на дочь пялиться телячьими глазами! — достаточно жёстко заявил я.

— Тоже верно. Тогда ждём приезда Пафнутьева, вместе с ним проведем беседу с девушкой, — предложил Прохор.

— Да, это будет самый правильный вариант.

— И сам там к ней с разговорами лучше не лезь, — посоветовал он.

— И не собирался.

Пафнутьев приехал минут через сорок, которые я пробыл рядом с нашей страдалицей, и за которые мы обменялись лишь несколькими ничего не значившими фразами. И наконец я, заранее предупрежденный полученным от Прохора сообщением, открыл дверь Пафнутьеву.

— Алексей, может быть, ты нас оставишь? — со вздохом попросил он.

— Конечно, Виталий Борисович, — кивнул я и вышел из своих покоев.

В коридоре, как я и предполагал, меня ожидали Прохор с Иваном. Глядя на Кузьмина, я развёл руками и повторил то, что говорил до этого воспитателю:

— Ты сам виноват. Не надо было такими глазами на дочь пялиться.

— Посмотрел бы я на тебя в такой ситуации, — буркнул он. — И не забывай, моя дочь не простая девушка, а колдунья! Она не только сердцем видит, она им ещё и… — Колдун натянуто улыбнулся. — Ну, попутала девка отеческую любовь с животной страстью, бывает… Еще научится… Да и вообще, может, оно и к лучшему, что так получилось.

В коридоре мы простояли минут пятнадцать, прежде чем к нам выглянул Пафнутьев и жестом руки позвал Кузьмина внутрь покоев.

— Да, несладко первое время Леське придётся. — Прохор покривился. — Она уже привыкла, что её родители геройски погибли на войне, а тут такое…

Не стал я ничего говорить воспитателю о том, что сам нахожусь в подобной ситуации, он это знал лучше меня.

Ещё через полчаса открылась дверь, и вышла Алексия, лицо который было явно заплаканным.

— Лёшка, давай отойдём… — Она схватила меня за локоть и, не обращая на Прохора никакого внимания, буквально потащила в сторону лестницы. — Лёшка, мне надо побыть одной и прийти в себя.