В другой раз я работал в саду перед домом, когда пожилая женщина, которая постоянно сутулилась из-за того, что всю жизнь работала в поле, позвала меня с улицы внизу. «Не забудьте замульчировать баклажаны, - сказала она. «Им нравится, чтобы их корни были прохладными в такую жаркую погоду». Я поклонился и поблагодарил ее, затем пошел в сарай, взял охапку рисовой соломы и положил ее под растения.

Слух о нашей ферме распространился, и вскоре друзья из Киото начали приезжать. Мы также стали остановкой в маршруте путешественников, которые отправились из Европы и прошли через Ближний Восток, Индию, Непал, Юго-Восточную Азию и Гонконг, наконец, в Японию. Гости из Киото приезжали в основном по выходным.

Некоторым понравилась работа с нами в полях, но мы не ожидали, что они будут работать. Мы были рады предоставить им убежище, где они могли бы гулять по горам, плавать в реке или просто отдыхать и наслаждаться садами. Однако ожидалось, что путешественники со всего мира, которые остановились здесь более чем на пару дней, присоединятся к нам в любой работе, которую мы выполняли в поле в то время, и помогли на кухне.

Жить было хорошо. Хироко родила двоих детей на ферме, обоих с помощью местной акушерки Оно-сан. Первый, мой крестник Райсон, «приехал» ночью в сильную метель. Когда мы позвонили Оно-сан, чтобы сказать ей, что нам нужна ее помощь, она сказала, что приедет прямо на своем велосипеде! Это правда, что велосипеды являются традиционным средством передвижения акушерок в Японии, но было холодно и шел снег, а Оно-сан было больше семидесяти пяти лет, поэтому мы решили забрать ее на грузовике. Когда родился второй ребенок, Хонами, я уже вернулся в Соединенные Штаты, но слышал, что Оно-сан тоже принимала ее роды.

Однажды зимой все уехали на несколько месяцев, и я остался один, чтобы присматривать за домом. Большую часть времени я сидел у плиты, изучая Японские иероглифы и книги об Азии. Я также навещал соседей и сидел у их печей, ел мандарины и говорил о жизни в долине.

Частой темой разговоров было то, как все изменилось за последние двадцать пять лет. Большинство изменений явилось прямым результатом механизации и, как следствие, внезапной депопуляции. Оставшиеся жители деревни были слишком стары и слишком малочисленны, чтобы справляться с задачами, необходимыми для того, чтобы земля оставалась такой же здоровой и продуктивной, как и раньше. Это пренебрежение было легко увидеть в заброшенных домах и полях, усеивающих ландшафт, особенно в более отдаленных районах, но место, где был нанесен наиболее серьезный ущерб, не было очевидно для обычного посетителя. Оно было в лесах и редколесьях.

В традиционные времена ветки подрезали, резали под корень для омоложения, подлесок время от времени вырезали, а некоторые деревья вырубали, чтобы избежать загущения. Поскольку эти работы не выполнялись, лесные массивы заросли, и вечнозеленые хвойники постепенно вытеснили солнечные лиственные деревья. Вечнозеленые деревья создают темный и относительно бесплодный подлесок, поэтому разнообразие уменьшилось, как и способность леса накапливать воду и контролировать наводнения. Бамбуковые рощи вышли из-под контроля, потому что люди больше не собирали побеги для еды, а стебли - для других целей. Кабаны и обезьяны мигрировали с возвышенностей и стали надоедать на рисовых полях и в огородах.

На склоны, окружающих рисовые поля, также не обращали внимания, что подвергало опасности животных, которые стали зависимыми от годового цикла нарушений, вызванных деятельностью человека. Восточный аист, светлячки и бабочки, виды, которые Японцы с тоской ассоциировали с традиционным сельским образом жизни, исчезали. Ястребы, которые зависели от фермеров, стригущих полосы вокруг рисовых полей, чтобы они могли видеть свою добычу, становились все более редкими.

На протяжении сотен лет японские фермеры создавали сельскохозяйственный ландшафт по предсказуемой схеме. Растения и другие животные адаптировались к изменившейся среде и стали полагаться на нее. Когда люди перестали делать то, что было необходимо для поддержания этого ландшафта, пострадали все виды.

Сбор Игуса

Я впервые услышал о Масанобу Фукуока, когда был на Суваносе. Несколько посетителей, которые приходили к Шузану, также упоминали его, но никто, с кем я разговаривал, на самом деле не был на его ферме, поэтому он и его сельское хозяйство оставались загадкой. Однажды я решил поехать на Сикоку, посетить его ферму и убедиться в этом сам. Была поздняя весна, и мы уже закончили пересадку риса. Я шел по узким тропинкам у реки, пока не добрался до небольшого городка в нескольких милях от меня и сел в автобус, идущий в Киото. Побывав там у друзей пару дней и побродив по храмовым садам, я продолжил путь на юг. *

* В Киото более шестисот буддийских храмов. У большинства есть сады, открытые для публики.

У меня заканчивались средства, поэтому я остановился в префектуре Окаяма, где друг посоветовал мне найти работу по сбору игусы *, высокого тростника, используемого для плетения верхней поверхности татами. Это растение выращивают только в нескольких местах в Японии, но парень, который приехал в Сузан, вырос в одном из них. Это одна из немногих сезонных работ, на которую фермеры едут, чтобы помочь с урожаем.

Он дал мне несколько контактов, а затем добавил с улыбкой: «Вы знаете, сбор урожая игусы - самая тяжелая сельскохозяйственная работа в Японии».

* Juncus effusus.

«Отлично, - сказал я, - давай». Мой друг позвонил заранее, поэтому Уэда-сан, фермер игуса, который должен был быть моим начальником, ожидал меня, когда я приехал. Он объяснил, чего можно ожидать, и спросил, готов ли я так усердно работать. Я заверил его, что да. «Прекрасно», - сказал он и показал мне, где я остановлюсь в одной из двух комнат, выделенных для десяти или двенадцати из нас, которые будут там собирать урожай. Потом добавил: «Мы встаем завтра в три часа утра».