Он повеселел и обратил на Нелли игривый взгляд.

– Ты, кстати, уже приглашена. Возможно, Катька тоже будет там. Если приедет, – со значением пояснил он. – Я рассчитываю пригласить, кроме того, некоторых из своих нынешних приятелей и сослуживцев. Холостых. Разве это не шанс для тебя?

Александр лукаво улыбнулся. Нелли разыграла легкое смущение.

– Ты уверен, что я понравлюсь кому-нибудь? – с оттенком кокетства рассмеялась она.

– Я и сам был бы не против за тобой приударить, но знаю, увы, что не в твоем вкусе, – вздохнул Александр и тоже рассмеялся.

Однако смех его быстро погас, и лицо приняло озабоченное выражение.

– Это не ответ, – проговорила Нелли.

– Мне кажется, что ты можешь не понравиться только дураку или извращенцу, – не терпящим возражения тоном произнес Александр. – Хотя должен признать, что светлые волосы тебе больше шли.

– А мне, наоборот, кажется, что этот цвет, – Нелли выдернула пальцами упавший за ворот блузки темный, с фиолетово-красным отливом локон, – делает более выразительным взгляд.

Она сняла очки. Ее густо накрашенные глаза полыхнули изумрудным пламенем.

– Ты была более трогательной, что ли, – снисходительно заметил Александр.

– Зато так я более секси, – рассмеялась Нелли.

– Ну так я могу рассчитывать на твое присутствие на этой вечеринке?

– Можешь, – застенчиво, вразрез с провокационным блеском глаз, пробормотала Нелли.

– Я еще подумал, – нерешительно произнес он. – Может, лучше было устроить встречу на нейтральной территории?

– А если у меня? – предложила Нелли.

– Это было бы замечательно, – улыбнулся он.

«В скачке для верховых пород на дистанции тысяча шестьсот метров победил гнедой жеребец дагестанской породы Глагол, девяносто восьмого года рождения. Мастер-наездник Срутнев. Поприветствуем победителя!» – раздался голос диктора.

Трибуна взорвалась аплодисментами и радостными криками. Игроки заметались вокруг букмекеров.

– Что я говорил! – Александр поднял стакан с пивом и осушил его до дна, словно пил в честь победителя.

Дудуев проводил Чинарского до дежурного. Тот достал откуда-то из-под стола грубо сколоченный деревянный ящик и выгреб вещички Чинарского.

– Чинарский Сергей Иваныч? – пробаритонил он.

– Он самый, – кивнул Чинарский и разложил по карманам записную книжку, карандаш, паспорт, ключи и все остальное, в том числе пакетик с осколком. Дежурный пренебрежительно проводил взглядом пакет. Мол, все на месте?

– О’кей, – не стал возмущаться Чинарский, рассовывая вещички по карманам.

Дудуев ушел, не дожидаясь окончания процедуры.

– Ну и черт с тобой, – пробормотал Чинарский.

– Чего? – не понял дежурный, подняв свой бульбообразный нос.

– Все в порядке, – кивнул Чинарский.

Выйдя на улицу, он распахнул пальто навстречу свежему теплому ветру и зашагал в сторону дома.

Опьяненный свободой, Чинарский зашел на минуту в бар «Седьмая верста». Прекрасное настроение срочно требовало подкрепления. Правда, была одна червоточина в охватившем Чинарского упоении – жестокое убийство Надьки Кулагиной и необходимость в этом срочно разобраться. Радостный порыв духа перерос вскоре в благородное стремление заплатить свой долг. Мероприятие обогатилось пафосом благородного служения и воздаяния. Покойникам деньги не нужны, справедливо рассудил Чинарский, а вот если он, вечный Надькин должник, раскроет преступление, жертвой которого она стала, то не просто выполнит долговое обязательство, но завершит начатую ею работу.

Он забежал домой, помылся, побрился, переоделся и снова спустился на улицу. Окрыленный готовностью раскрыть убийство и восстановить справедливость, он махнул пятьдесят «Столичной», закусил твердой, как рог носорога, конфеткой и отправился к Надьке на работу.

Его встретила обремененная траурными думами секретарша главного редактора. Учинила настоящий допрос.

– Какое вы имеете отношение к гибели Кулагиной? – спросила она, когда Чинарский обратился к ней с просьбой показать ее файлы.

– Косвенное, но я имею непосредственное отношение к ней самой, – стараясь соблюдать приличия, ответил Чинарский.

Секретарша заморгала, задумалась, потом настороженно взглянула на визитера и со скептическим видом кивнула. Кивок ничуть не ободрил Чинарского. Он знал эту породу дамочек. Между сорока и пятьюдесятью, с жестким, временами пугливым взглядом неудовлетворенных моралисток.

– Вы ее родственник? – недоверчиво спросила секретарша, сверля Чинарского недружелюбным взглядом.