Шрифт:
– Ох, и хороше же!
– кричит он.
– Вот это я понимаю - пляж!
Десяток пацанов облепил грузное тело Левшакова и катит его снова под стенку - визг, хохот, кутерьма и хаос... Девочки осторожно обходят эту неприличную кашу, и сняв спортсменки, бредут через реку на дороге. Над водопадом стоит Колька и бубнит:
– Х-х-х-олодная в-в-вода, п-п-п-ростудитесь, черти, г-г-де лечить в-в-вас...
– А вы, Николай Флорович, померяйте температуру, может, она, и не холодная...
Где-то далеко впереди пищит сигнал на обед.
– Ой, лышенько ж!
– вскрикивает Кравченко и вылетает из водопада.
На пятнадцатом километре расположился бивуак, и хозкомиссия делит обед. Хозкомиссия в затруднении - свинины хватает только на четыре взвода, так щедро разрезали. Левшаков держит в руках пять спичек - одна без головки.
– Всегда нам так выпадает, - говорит обиженно командир второго Красная.
– В свинине не везет, в любви повезет, - говорит Левшаков.
Девочки надуваются и молча сидят на камнях.
Кравченко смущенно держит перед ними нарезанную колбасу:
– То чого ты, давысь, що там доброго в тий свыни...
Но через минуту девочки уже торжествуют: свинина оказалась с небольшим запахом.
В семь часов мы подходим к деревне Ларс у самого входа в Дарьяльское ущелье. Снова брызгает дождик- на дворе спать нельзя. У самой дороги школа, а в школе две маленькие комнатки. Командиры двигали, двигали плечами, а ничего не поделаешь - нужно размещаться. Для девочек сделали загородку из парт, корзинки поставили высокими стенками и кое-как один на другом, улеглись. Вдруг открытие: рядом казарма, там почти никого нет, есть нары...
– И клопы, - говорит Левшаков.
Часть хлопцев перебирается в казарму. Левшаков начинает здесь крупную операцию, достает из чемодана примус, на примус ставит чайник. Пока закипает чай, хозкомиссия втаскивает два ящика с яйцами, и Левшаков с увлечением приступает к работе во главе хозкомиссии. Нужно перебрать два ящика яиц. Скоро казарма наполняется невыносимым запахом тухлого яйца, но Левшаков неумолим:
– Нельзя, иначе все завоняется.
Целую ночь они работают, а мы с Дидоренко пьем чай и иногда выходим к обозу. Под брезентами стоят арбы, а сторожевые коммунары мокнут под дождем.
Только в два часа ночи вошел в казарму Конисевич и сказал:
– Хорошо... Дождик перстал, уже одна звезда светит...
17. ТОЖЕ ПЕРВЫЕ КИЛОМЕТРЫ
Утром проснулись рано. Всех обрадовал ясный день и знакомый со вчерашнего дня шум Терека. Побежали на горку к ключу и через полчаса уже построились. Проиграли один марш, и снова "вольно" замелькали тюбетейки по Военно-Грузинской. Сегодня особенно радостно на душе на каждое впечатление отзываются коммунары бесконечным птичьим гомоном, писком удивления и стремительным бегом. Природа здесь как будто нарочно построилась в нарядные цепи, чтобы встретить дзержинцев, прибежавших сюда побаловаться после утомительных скрипов и визгов ржавого производства Соломона Борисовича. Вот нашли старую дорогу и мнутку постояли возле нее, вот влезли в какую-то поперечную речушку, благо сегодня трусики не выходные, вот остановились возле коровы, спустившейся к воде с зеленого склона.
– Ну и корова же, как коза, а не как корова, - говорит Алексюк, и вокруг него на мгновение замирают пацаньи голоса, чтобы немедленно разразиться:
– Отчего, как коза? Это такая у них и есть корова. А ты лучше посмотри на вымя. Ты видишь, сколько молока?
– Ну и что же? Сколько молока? Три кувшина!
– Три кувшина? Как бы не так. Здесь кувшинов десять будет, а то - три!
– Десять, какой ты скорый!
Старшие идут небольшими группами и солидно делятся впечатлениями. Только такие, как Землянский, не могут идти по дороге, а карабкаются по кручам и откуда-то из-за кустов перекликаются.
Скоро вошли в Дарьяльское ущелье. Оно не поразило ребят ничем грандиозным, но здесь все сложнее, и Терек сердитее.
Остановились возле замка Тамары.
– Так что? Она здесь жила, Тамара эта самая?
– Не жила, называется так...
– Нет, жила!..
– Да как же тут жить? С голоду сдохнешь...
– Чудак ты какой! Она же была царица!..
– Это ты чудак! Если царица, так чего ей сюда забираться? А может, она была того... Без одного винтика? Ну, тогда может быть...
Навстречу по шоссе грузовик, и на нем толпа рабочих. Нам вдруг бросают записку:
"Дальше ходу нету, размыло дорогу, остановляйсь, десятник".
Оглянулись, а грузовика и след простыл. Через два километра натыкаемся на целое проишествие: автомобили, группы туристов сидят на краю дороги и скучают. Коммунары облепили всю горку над дорогой. Расталкиваем толпу и видим: карниз шоссе вдруг прерывается сажени на две и зияет пустотой. Вниз в метрах десяти Терек. Через разрыв переброшена доска, и по ней бегают наши пацаны. К нам подходит человек в замасленном пиджаке и говорит: