– Ты не уснул? – пошутил я, хотя знал, что даже за закрытыми веками мысли друга полностью сосредоточены на моих словах.

Внешне он даже не пошевелился. На его лице читалась пауза.

– Ну, ясно, – продолжил я, – если дальше так дело пойдет, я вообще разучусь девушек «кадрить». В детском садике, и то, жару давал! А тут, вдруг, раскис, как… как, даже не знаю, кто!

Сколько дней, уже даже месяцев, я ее знаю. Прихожу в салон, смотрю. При этом тупею, и по всему телу чувствую какую-то слабость. А, когда она смотрит на меня, я готов провалиться сквозь землю. Ухожу, закрываю дверь. Но, только оказавшись вне ее, за салоном, только оказавшись на улице, в ту же секунду чувствую не облегчение, а, наоборот, сильнейшую тягу вернуться обратно.

И зачем? Чтобы стоять там снова, издалека смотреть, ловить ее взгляд. Ну, что со мной такое?!

Мы оба погрузились в неторопливое молчание. Волны летней реки лениво и методично наплывали на берег, аккуратно умывая камни. Вдали плыл белый парусник. Шумно кричали галки, рассекая небо во всех направлениях. Солнце светом и теплом щедро укрывало все побережье. На фоне живописной нежной природы свод моста казался индустриальным монстром. Но нам нравилось здесь. Железо и мощь моста словно отдавали свою силу, восстанавливали настрой.

– Помню, я так же глупел, когда Галину увидел, – негромко произнес Дима.

– О, Галину! Все твои воспоминания только о Галине, Дим… Сколько лет, и все: Галина, Галина.

– Ну, вот, я тогда сглупил, и мы расстались, – продолжил Дима. – Галя замужем за другим, а я не смог вовремя… не смог ей доказать или показать свою любовь. Вот и расстались, теперь где-то она, а я – вот здесь, тебя сижу слушаю. Если так любишь, женись, а то упустишь опять свою девушку.

– Как же я женюсь, если я с ней заговорить боюсь, Дим? Всё, что у меня более-менее получается, – это выбрать какой-то ненужный товар и купить, чтобы она хоть так пообщалась со мной. Я для нее неизвестный обычный покупатель, которых сотни в день.

– Я тоже, когда к Галине подходил, самообладание терял. Думал, это не девушка, это – богиня! А, помнишь, как на танцах вдруг увидел, что она танцует с парнем каким-то?

– Да, Димон, ты тогда учудил! Галя твоя пошла танцевать с парнишкой, нашим соседом, Николай его звали, помню. А ты! Весь кровью налился, и попер! Я думал, что ты этого Николая сейчас в пыль сотрешь!

– Да, я тогда готов был его прибить за то, что он мою обожаемую трогает, стоит рядом с ней. И не мог никак понять: почему ему позволено то, что мне не позволено? Почему он с ней, так близко, а мне – нельзя?

– Но, ведь тебе, Дим, никто и не запрещал. Что ж ты, не мог девушку сам пригласить? Она же не запрещала. А ты, как осёл!

– А у меня тогда все перевернулось вмиг. И такая ненависть возникла, ко всем причем, ко всем сразу. И к Галине тоже. Думаю, ну, раз ты с ним, будешь и со мной. Как выхватил ее, прижал, держу крепко. А она так испугалась, кричит: «Отпусти! Я не хочу!» А я еще крепче ее сжимаю. Она стала бить меня, увертываться. Я ее тогда на руках приподнял, и танцую. А она царапает мне лицо, – все в крови потом было. Терпел, пока песня не закончилась.

– Да, натерпелся до того, что она за другого замуж вышла. Разве так свои чувства девушке надо показывать, Дим?

– Но и не так, как ты, Макс. Ходишь, мнешься там в салоне, как теленок придавленный. Сделай, наконец, решительный поступок. Пусть Ира откажет тебе раз и навсегда. И я снова буду видеть своего старого друга, настоящего мужика, а не вот это, что сейчас тут, – улыбнулся Димка, широко растянув уголки губ.

– Да, я ей, знаешь, что, – букет принесу!

– Неплохо. Уже что-то, чем десятую пару наушников покупать.

– А, может быть, она любит театр? Куплю два билета, и приглашу ее в театр?

– Слушай, Макс, даже если она не любит театр, я думаю, она не откажется, дабы не упасть в твоих глазах. Она же хочет о себе оставить образ воздушной и просветленной особы.

– Или в кино? Банально как-то. Она такая чудесная, высокая, красивая, царственная. Ее нужно позвать…

– В царские палаты. На экскурсию, – вставил Дима.

– Да, да! Но, это – после, – ответил я. – А пока в театр.

Я и сам удивился, как легко стал об этом рассуждать. Но, одно дело говорить, а другое – осуществить.

В тот день, когда я зашел в салон, крепко держа в руках два билета в театр, я растерял всю свою былую уверенность. Стараясь не выдать напряжения, которое распирало меня изнутри, я подчеркнуто легкомысленно подошел к кассе. Ирина вспорхнула ресницами и, чуть улыбнувшись, снисходительно молвила:

– Вы уже что-то выбрали? Давайте оформим покупку.

Тут мне нужно бы ответить, что я здесь сегодня не за товаром, а с предложением. Но у меня сковало горло, и каждое слово, которое приходило на ум, казалось, удивительно не подходящим и глупым.