Осталось только осуществить пару-тройку джентльменских трюков, зрителями которых будет ее свита, и все, – королева станет моей!

Я открыл квартиру, и вошел к себе в дом.

Этот дом знаком мне с детства. Сюда меня привезла мать, когда я был еще совсем мальчишкой. Мама, в те годы молодая стройная девушка, искала счастье в новых отношениях. С моим родным отцом у них не сложилось, и она уехала за своим новым милым, которому не нужен был ни я, ни наш дом, ни наш город.

Я остался на воспитание бабушки. Надо сказать, что я не страдал из-за отсутствия родителей в моей жизни. Бабуля, стараясь компенсировать мое «сиротство при живых родителях», всячески пыталась меня ублажить. По одному моему взгляду или вздоху тут же появлялись мороженое, пирожные, вкуснятина, пирожки, лакомства. Бабуля трудилась из всех сил.

Лучшие игрушки тут же становились моими, только бы я пожелал! Любые шалости, которые я с удовольствием проделывал в детском саду, а затем и в школе, мягко сглаживались бабулиными стараниями. Я был заласкан и облюблен. Мое розовое детство и такая же нежная юность не знали ни грубого окрика, ни жесткого шлепка. Изнеженный бабулей, я принимал ее любовь, как должное, и ощущал себя абсолютно защищенным и совершенным.

Я быстро смекнул, как можно управлять женскими чувствами, чтобы получить желаемое. Отточив мастерство манипулирования непосредственно на родной бабуле, я перекинул свои интересы на бабушкиных подруг, затем на милосердных соседок, пока, наконец, мне не открылся бесконечный мир прекрасного пола!

Это случилось в детском саду. Именно там я впервые в жизни увидел столько девочек, женщин и девушек. Для меня это обстоятельство стало неиссякаемым источником удовольствия. К тому времени я уже усвоил основное правило управления женским миром, а именно: «Хочешь получить любовь – позволь себя любить!»

В женщинах, как в маленьких, пока они девочки, так и в больших, когда девочки становятся взрослыми, заложена неиссякаемая потребность любить, заботиться, быть нужной. Мне, как мужчине, оставалось всего лишь не сопротивляться этой женской потребности, и позволять природе проявить свою любовь.

Как только мне хотелось чего-нибудь съесть, или чего-нибудь надеть, или что-то взять, – я искал добрые женские глаза, и заявлял, что мне надо. Я заметил, что мои просьбы всегда исполнялись. Нужно было только высказать желание, а дальше терпеливо подождать. И, спустя некоторое время, а, чаще, сразу же, предмет моего желания уже был в моих руках.

С ровесницами было еще проще. В отличие от других мальчиков, я не закатывал по-бычьи глаза, и не молчал, пыхтя и надувая щечки. Если мне понравилась девочка, я не раздумывая, подходил к ней и, чтобы она не успела опомниться, быстрым движением обнимал за голову, целуя туда, куда попадали в резком порыве мои губы. Теперь, нанеся эту коронную атаку, нужно было просто выждать. Я давал девочке время на удивление, на перешептывание с подружками, иногда даже на ответный удар первой попавшейся игрушкой. Ничего! Я знал – завтра она будет заинтересованно ждать моей повторной атаки.

Так и случалось. Изо дня в день я подходил, резко обнимал мою девочку, и целовал. Хватало трех-четырех таких подходов, чтобы девочка привыкла к ним, и уже считала меня своим «будущим мужем». И все, наступал день икс, когда очаровашка, в ожидании невинного поцелуя, как бы невзначай сама приближалась ко мне. Она усердно изображала игру в куклу, или в кубики, то и дело роняя игрушку в мою сторону. Для меня это был особый знак: «Дело сделано. Она – моя. Она теперь любит меня». После нужно было следовать все тому же правилу: «Хочешь любви – позволь себя любить». И я позволял. Моя девочка уже нуждалась во мне, ей было интересно играть рядом со мной, бегать рядом, и даже по-детски мечтать о будущем замужестве. Она делилась со мной фруктами, конфетами и пирожными, а я наслаждался ее обществом и обожанием.

Проходило какое-то время, и моя подруга все больше заботилась обо мне. Я расслаблялся под теплыми лучиками обожания. Именно в такие минуты меня посещала беспокойная мысль: «Найти и завоевать!» И я, полностью потеряв интерес к прошлой девочке, уже цепко следил глазами за другой. Так начинался мой новый путь к воинственной атаке.

– Внучок, ты дома? – бабуля постучала в комнату, резко оборвав мои нежные воспоминания.

– Ну, да, я уже здесь.

– Пойдем, я таких пышек напекла! И котлетки совсем горячие, пальчики оближешь. Проголодался, поди, – и бабушка, нежно посмотрев на меня, завернула в столовую.

Я с удовольствием прошел за ней, и с легкостью присел к столу. Над столом ароматным дымком возвышались румяные котлеты, медово-оранжевые пышные булочки, яркий салат из свежайших овощей, и тонко нарезанный мраморный сыр. В высокие стаканы был налит прохладный ягодный кисель. И все это великолепие щедро укрывало тепло и любовь моей старушки.

– Устала, наверное, бабуль? Спина-то болит? – спросил я, с аппетитом насадив на вилку кусочек сыра.

– Устала, конечно. Поболит, и перестанет. Главное, что ты – рядом, – ответила бабуля. – Для кого мне жить-то еще? Ты мое единственное сокровище, внучек.

– А ты – мое, – ответил я, широко ей улыбнувшись.

– И когда уже я дождусь правнучков от тебя, Максик? Неужели так и не встретил ты свою девушку? – вздохнув, спросила бабушка.

– Встретил, и даже влюбился, бабуль!

– И подходит она тебе? – заинтересовалась бабушка.

– Мне подходит, даже очень. Но я ей, скорее всего, не подхожу.

– А чего так? Ты у меня видный парень-то, работящий, любую копеечку – всегда в дом.

– Баб, этой девушке мои копеечки не интересны. Она дочь нашего гендиректора, той фабрики, где я работаю. Она, кстати, тоже устроилась туда на работу, в экономический отдел.