Мимо художественной галереи "Золотой скарабей" Мирослав проходил уже дважды; там, за мутным витринным стеклом, играли в шеш-беш двое: восточного вида красавец с бараньими глазами и тоненькими усиками, в европейском костюме, с галстуком в горошек, и белобрысый парень в тельняшке и розовых бермудах, лет тридцати пяти. Баран, по-видимому, был Иегошуа Умама - хозяин галереи, человек выдающихся коммерческих способностей, по словам американского Вовы. Белобрысый же в бермудах являлся в таком случае доверенным помощником выдающегося коммерсанта, звали его Глеб Петухов, и именно к нему, сославшись на все того же Вову, следовало обратиться вновь прибывшему. Но Мирослав не спешил: ему нравилось шляться по блошиному рынку, из лавчонки в лавчонку. В этой людской круговерти он не был своим, но и чужаком не был; он ничем не отличался от сефардов и ашкеназов, бухарцев и бедуинов, кавказцев, тайцев и филиппинцев - разве что рисунком лица, но это никого здесь не трогало.

В полдень, когда солнце накалилось до опасного предела и кошки, тяжело дыша, попрятались в мусорники, Мирослав Г. потянул дверь "Скарабея". Баран к тому времени, наигравшись в шеш-беш, ушел куда-то по своим коммерческим делам, и белобрысый Глеб Петухов в одиночестве пил чай с кубиками халвы.

– Я Петухова ищу Глеба, - сказал Мирослав, войдя.
– Вова с Брайтона ему привет передает.

– Считай, что нашел, - не спеша сказал белобрысый.
– А где привет?

Мирослав молча вытащил из наплечной сумки бутылку джина "Гордон", купленную в нью-йоркском аэропорту, и поставил ее рядом с чайным стаканчиком. Глеб потянулся открывать, а Мирослав завертел головой, оглядывая стены длинной, как коридор, галереи. Картины висели тесно, по большей части то были портреты раввинов и натюрморты с халой, фаршированной рыбой и семисвечником, но встречались и инородные вкрапления: морские пейзажи с кораблями, сценки английской охоты и абстрактные композиции. Особняком стоял на мольберте портрет дамы в шляпе, на полях и тулье располагались вишневые деревья в цвету и торчала Эйфелева башня, над которой летел самолет-биплан.

– Вчера только принесли, - проследив взгляд гостя, сказал Глеб. Тышлер.

– Тышлер?
– переспросил Мирослав.

– Тышлер, Тышлер!
– подтвердил Глеб.
– Так себе работенка, схалтурили пацаны немного... Ты разбавляешь?
– Он протянул Мирославу джин в чашке. Держи вот халву - закусить.

Выпив, поговорили немного о Вове с Брайтона.

– Он мне как брат, - наливая по второй, сказал Глеб Петухов.
– Мы с ним сколько дел провернули, ты даже не представляешь!

– Он про этот рынок только хорошее рассказывал, - сказал Мирослав. Мне тоже нравится... Кого тут только нет, это ж надо!

– Ну да, - согласился Глеб.
– Просто Вавилон: и бухары, и татары. Я тут одну тайку завалил - хор-рошо: кожа как шелк, мазью какой-то мажется для запаха... Как думаешь, у них душа есть?

– У кого?
– не понял Мирослав.

– Ну у таек этих!
– пояснил Глеб Петухов.

– Есть, наверно, - прикинул Мирослав Г.

Зависть прошлась щеточкой по сердцу князя: он тоже хотел бы, не откладывая дело в долгий ящик, наброситься на тайку с шелковистой кожей, а потом, попивая джин с халвой, неторопливо рассуждать, есть у нее душа или нет. Глебу какому-то Петухову привалило, а ему, Мирославу, - шиш. Мир, в общем-то, устроен с ошибками, но это можно починить: продать Каца, заработать кучу денег и потом уже водить и таек, и хоть эскимосок в моржовом сале.

– А ты не боишься?
– спросил Мирослав.
– Подцепить чего-нибудь? Есть у нее душа или нет, черт ее поймет, а вот микроб может укусить.

– Волков бояться - в лесу не обниматься!
– снисходительно отмахнулся Глеб.
– Укусил один такой!

Разговор бежал враскачку, легко. После третьей Мирослав достал из кармана пачку фотографий и протянул Глебу Петухову. Глеб сначала полистал пачечку, а потом разложил картинки на столе.

– Ну и что?
– спросил Глеб Петухов.

– Да так...
– сказал Мирослав.
– Что ты про это думаешь?

– Интересные картинки, - сказал Глеб.
– Это кто же это будет?

– Неважно, - отрезал Мирослав.
– Не Тышлер - это точно... Нравится?

– Нравится, не нравится...
– сказал Глеб.
– Тайка мне нравится. Разница между покупной ценой и продажной - это главное. Ну почем?

– Оригиналы надо сделать, - собирая фотографии со стола, сказал Мирослав.
– И чтоб твои пацаны не наклепали по десять штук с одной картинки, а то получится перебор: и мне, и тебе тогда голову отрежут.

– Отрежут - новую пришьем, - не испугался Глеб Петухов.
– Но, конечно, с пацанами тогда надо сидеть, чтоб они особо не гуляли по части дубликатов. А то - могут.

– Раз надо, буду сидеть, - решил Мирослав.
– Я для этого приехал. С меня тоже, между прочим, спросят.

– Контроль идет рука об руку с доверием, - одобрил Глеб.
– Вот за это надо выпить.
– И потянулся к бутылке.

– А тайка - это кто?
– принимая чашку, спросил Мирослав.
– А то ты все рассказываешь, рассказываешь...

– Ну кто?..
– призадумался, вспоминая, Глеб Петухов.
– Наполовину китайка, наполовину таиландка. Что-то в этом роде. А тебе зачем?

– Да так, - поиграл бровями Мирослав Г.
– А где сидеть-то с ребятами твоими? Здесь, что ли? На рынке?

– Не, - качнул своим стаканом Глеб.
– Тут полиция ходит и все такое. У нас мастерская на Юге, в Газе. Там тихо: рисуй себе, что хочешь, хоть Пикассо, - никого это не колышет.

– Как в Газе?
– удивился Мирослав.
– Там же арабы, война!