— Вопросы жизни и смерти… Казалось бы, такие простые, но ответы на них такие сложные и понять их дано не каждому…

Наставник наклонился, беря кувшин и забирая тряпку из его рук.

— Спроси совета у Руфеона. Он никогда не оставит своё дитя, — Верховный жрец развернулся, уходя в сторону внутренних залов. Пройдя пару шагов, он остановился и обернулся. — А бывают сложные вопросы, ответы на которые оказываются очень простыми.

Аман непонимающе смотрел на спину удаляющегося наставника.

Снова загадка…

Верховный жрец умудрялся выражать все свои мысли подобным образом. Аман грустно вздохнул поднимаясь, о смысле сказанного Его Святейшеством он подумает позже. А сейчас нужно успокоиться. Он прошёл к статуе Руфеона и опустился перед ней на колени, сложив руки в молитвенном жесте, мысленно повторяя Священные Писания. Их все он знал наизусть.

Аман никогда не молился, не просил Богов ни о чём. Не видел в этом смысла. Руфеон никогда не ответит ему, да и услышит-то навряд ли. Он — проклятый, его душа с рождения отмечена тьмой. Какое дело до него Верховному Богу? Да и просить ему было не о чем. Аман считал, что всё, что нужно, у него и так есть, даже больше, чем он того заслуживал. Когда-то давно наставник что-то в нём увидел и дал ему второй шанс. За этот шанс Аман решил посвятить свою жизнь служению Свету. Стоя на коленях перед статуей, он повторял писания одно за другим, как они следовали в книге. Буря в душе постепенно успокаивалась, на смену ей приходило привычное спокойствие.

Жуткий грохот эхом отразился от сводов собора. Аман подскочил на ноги, хватая посох и оглядываясь, ожидая увидеть, как минимум, новое вторжение демонов. А увидел Аньюриэль: девушка балансировала, стоя одним коленом на бортике чаши для омовений, вторая нога свисала, не дотягиваясь до пола, руками она закрывала уши. На полу валялся металлический торшер для свечей. Видимо, она зацепила его, пока лезла на чашу.

— Искатель?! Вы… вы что творите? — возмущению Амана не было предела. Всё внутреннее спокойствие, которое он так старательно восстанавливал, мгновенно смело лавиной раздражения.

— Прости, не хотела тебя отвлекать, а там на фреске что-то написано, но почти стёрлось. Никак не разобрать… — она растерянно ткнула пальчиком на стену, явно не ожидая от него такой реакции.

— Там описано житие Сорана Великодушного. Весьма скучное между прочим, поэтому его никто не хочет обновлять.

— Вот как. — Она бесшумно спрыгнула на пол и наклонилась, поднимая торшер с пола и возвращая свечи на место.

Аман обратил внимание, что у неё влажные волосы. На девушке была просторная белая рубаха из тонкой ткани с длинными рукавами, открывающая плечи. Талию охватывал корсет на шнуровке из вываренной кожи. И самой необычной деталью гардероба были штаны, обтягивающие бёдра и ноги девушки, — словно вторая кожа, — и заправленные в привычные сапоги на невысоком каблучке. Носить штаны женщинам было не принято. Исключением были воительницы. Аньюриэль можно было отнести к их числу, но посоха при ней сейчас не наблюдалось.

— Если тебе нужно закончить — я подожду, — она осмотрела результат своих трудов и кивнула, видимо оставшись довольной.

— Нет, в этом нет необходимости. Я позову Его Святейшество, — он развернулся и уже дошёл до прохода во внутренние галереи, когда внезапно почувствовал, как что-то дёрнуло его за руку.

Жрец обернулся. Аньюриэль задумчиво смотрела ему в глаза, тонкие пальчики держали рукав его мантии.

Как она это сделала? Впервые он обратил внимание, что девушка ходит совершенно бесшумно.

— Аман… Я… Я хотела сказать спасибо за то, что подлечил меня… Вчера как-то не до того было.

— Не стоит. Это мой долг, — он отвернулся и потянул на себя руку. Ткань медленно выскальзывала из пальцев девушки. — То, что вы видели вчера, Искатель… Иным из нас ещё предстоит усмирить внутренних демонов…

Аман в шоке замер, когда ладошка девушки прикоснулась к его щеке, поворачивая его лицо к ней. Вся злость и раздражение мгновенно испарились, оставляя внутри оглушающую пустоту. Аман не любил прикасаться к коже других людей, он носил перчатки даже несмотря на то, что наставник долгое время отчитывал его за это. Прикосновения причиняли ему острый, почти физический дискомфорт. А сейчас он не мог ничего сделать. Она дотронулась до него… Аман словно со стороны наблюдал, как послушно он поворачивает голову, следуя за движением её ладони. У Анью была очень нежная и тёплая кожа. И это касание не было неприятным. Она заглянула в его глаза, смотря на него снизу вверх.

— Ты не обязан мне ничего объяснять, если не хочешь, — она улыбнулась доброй, искренней улыбкой и аккуратно погладила его щёку большим пальцем. Рука девушки мягко скользнула вниз по лицу, едва заметно гладя его подушечками пальцев и прерывая прикосновение. Аман только сейчас понял, что не дышал всё это время.

Он не понимал, что она делала с ним. Это было неправильно. Он не мог найти объяснения тому, почему она не презирала такого, как он. Почему она смотрела на него так, словно ничего не было? И где-то глубоко в душе разливалось странное, непонятное, щемящее чувство.

— И всё же, я должен объясниться, — он указал рукой на невысокую скамейку у стены и первым прошёл к ней. Анью села рядом лицом к нему. Жрец ненадолго замолчал, подбирая слова для того, что хотел сказать.

— Во время Второго Вторжения демоны оставили кое-что в нашем мире — Красную Луну. Её сотворил сам Казерос. Она затмила Солнце и её тусклый, кровавый свет, столь привычный для фетранийских созданий, залил Акрассию… Красная Луна угасла, когда эсдо повергли Казероса. Но с тех пор в нашем мире рождаются… особые дети. Дети, наделённые демонической силой. Их называют дэронами. Их боятся, за ними охотятся… — Аман ненадолго замолчал, собираясь с решимостью сказать то, что никогда прежде не произносил вслух. — Я дэрон, Искатель… Часть моей души тянется к Первозданному Свету, а другая вечно хочет зла. Но я научился усмирять её… Поверьте мне, я обращаюсь к своей тёмной сущности лишь для того, чтобы противостоять злу… Надеюсь, теперь Вы не отвернётесь от меня.