Шрифт:
Несмотря на многочисленную стражу вокруг, за девушкой следовал еще один воин, видимо, личный охранник. Этот наоборот, успевал окинуть взором все — и окна с просторами сада за ними, и обширную галерею, по которой они шли, и заглянуть каждому солдатику в лицо, как будто не доверяя никому и ничему, оказавшемуся рядом с его хозяйкой.
Воин этот был уже совсем не молод. Впрочем… нет. Это седина на его висках и тяжелый напряженный взгляд добавляли ему возраста. А если приглядеться, то становилось понятно, что он сейчас в самом расцвете мужской силы — высок, спина пряма, а упругие движения его закованной в черный кожаный доспех фигуры, выдавали недюжинную мощь и ловкость, как и положено бывалому воину.
Меж тем, парочка достигла противоположной двери галереи и два лакея, с таким же затравленным выражением лиц, как и у стражников, не мешкая, ее перед ними распахнули. Девушка ступила внутрь следующей комнаты, а воин остался снаружи. Он прислонился спиной к закрывшимся створкам и напряженно стал буравить взглядом и без того бледных перепуганных лакеев и ближайших стражников.
Красавица же, продвинулась на несколько шагов и присела в придворном поклоне перед двумя расположившимися в креслах людьми. Но хотя поклон ее и был достаточно низок, чтоб соответствовать всем нормам этикета, головы она, все же, не опустила, а взгляд ее, направленный на немолодую пару, остался таким же колючим и недобрым.
Мужчина, что сидел перед ней, этот взгляд проигнорировал, а вот дама нервно заерзала в своем кресле. Увидев это, девушка позволила себе презрительно усмехнуться и без разрешения взрослых подняться из поклона. Потом она отвела свой взгляд от пары, как если бы происходящее в комнате ее совершенно не касалось, и уставилась в окно.
Господин же проигнорировал и это, явно неуважительное действие. Он, вообще, вел себя так, как если бы поведение девушки было в порядке вещей, и не позволял себе выказывать ни одного недовольного чем-либо жеста. Вся его полноватая фигура, громоздящаяся в кресле, выражала спокойное величие — и крепкая осанка, и высоко поднятая, но не вздернутая голова, и расслабленно лежащие на подлокотниках руки. Как, собственно, и лицо его, строгое властное выражение которого говорило, что правитель на всякие мелочи и девчоночьи капризы реагировать не станет.
Но дама, сидящая с ним рядом, так крепка во власти над своими эмоциями не была и продолжала заметно нервничать. Ее рыхлое тело слегка вздрагивало, когда она снова и снова умащивалась в глубоком кресле, как если бы под ней была не мягкая набитая ворсом подушка, а мешок, наполненный камнями.
Вообще-то, при взгляде на нее, сразу можно было сказать, что стоящая перед ней девушка, скорее всего, приходится ей дочерью. И овал лица дамы, хоть и с провисшим уже подбородком, и нежно голубые глаза, и золотистые волосы, с легкой проседью — все говорило о том, что именно от нее девица унаследовала свою чудную внешность. Тогда откуда ее нервозность и плохо скрываемый страх?
А меж тем, мужчина заговорил, видно не желая затягивать явно неприятный для всех момент встречи:
— Дочь наша, принцесса Сордемия, хочу уведомить вас, что из Эльмерии прибыл гонец — ваша свадьба назначена. И не надо больше никаких возражений! Все решено окончательно! — повысил он голос в конце своего заявления, предупреждая недовольство девицы, которая при первых же его словах вскинула норовисто голову и открыла было рот, чтоб запротестовать.
— Вы знаете, что договоренность об этом браке составлена двадцать зим назад и более тянуть мы не можем, а то эльмерцы ее расторгнут. Они уже выказывали подобные намерения! Вам не пятнадцать зим, чтоб вести себя, как молоденькая несмышленая девушка! Вы принцесса из королевской Семьи! Я больше не приму никаких ваших возражений против этого брака! Все договоренности должны быть исполнены! — и, не желая ничего слышать в ответ, махнул рукой, выпроваживая девицу из комнаты: — Ступайте, дочь наша!
Та, меж тем, вся напряглась, руки ее сжались в кулаки, а глаза полыхнули холодным огнем:
— Думаете, что так легко от меня избавитесь?! И не надейтесь! — и, резко развернувшись на каблуках, вылетела из комнаты.
А не успели лакеи закрыть за ней дверь, как дама ударилась в слезы, схватила руку мужа, прижала к себе и принялась целовать:
— Гарл, миленький, ну давай не будем ее неволить?! Ну, хочет она вернуться в свой дальний замок — вот пусть и катится туда! А эльмерцам Алию отдадим, ей уже четырнадцатая зима пошла. Они столько ждали, так что еще пару несчастных годиков подождут! — слезы катились по ее щекам и стекали на обширную грудь, оставляя все более расползающиеся неопрятные пятна на синем шелке лифа.
— Милдрена, да как ты не понимаешь?! Дальний-то замок в нашем королевстве находится! Зачем нам нужно, чтоб она веками торчала под носом у наших наследников! А так будет далеко — за горами, в Эльмерии жить. Вот пусть они с ней и управляются! — заботливым тоном стал увещевать король супругу. Чувствовалось, что уж не в первый раз у них этот спор происходит.
— Да когда она еще съедет?! Я ж не за себя, а за детей боюсь! Особенно за Гарла младшего и малыша Джорри. Девочек она, может, и не тронет в злобе своей, слава Светлому пока ни одна из сестер ее красотой не превзошла, а вот мальчиков-наследников может и извести! А-а! — с новой силой завыла женщина, видно уже представив, как ее сыновья загибаются от страшных болезней. — С ее приезда, как ты год назад позволил ей в столицу вернуться, Гарлушка из простуд не вылезает, а малыш все животиком мучается! А ведь раньше крепенькие мальчики-то были! У-у! — все сильнее расходилась она.
— Не бойся милая, кровь-то у них одна, общая на всех — вот она детей и защитит! Не сможет Демия им сильно навредить, что б по ней в обрат не ударило. А я к ним еще того нового мага приставлю, что недавно из Академии ко двору прибыл — умелый парень видать. Да за той знахаркой, про которую сказывают, что в снятии порчи сильна, я уж послал. Так, глядишь, и переживем — несколько месяцев осталось, а к осени она съедет, — продолжал уговаривать жену король, поглаживая ее вздрагивающую ручку и стараясь не замечать все более удаляющийся грохот.